Уйти, чтобы вернуться - страница 19

– Под Мюнхеном, – подтвердил фон Готтенбах. – Мне больше некуда ее перевозить. Второе наше родовое имение находится в пригороде Кенигсберга, захваченного большевиками, и я даже не знаю цело ли оно.

– Да, дорогой барон, таковы превратности этой ужасной войны, – Гиммлер замолчал, выдерживая паузу, а затем продолжил:

– Нам необходимо быть предельно честными как перед самими собой, так и перед нацией, которую мы ввергли в эту войну. К черту лживую пропаганду! Надо иметь мужество признать, что война проиграна. Русские войдут в Берлин – это вопрос лишь нескольких дней. Я не знаю, сколько продержится берлинский гарнизон, но значительно более мощный в фортификационном плане Кенигсберг пал за несколько дней. Мы поставили под ружье для защиты столицы Рейха стариков из Фольксштурма и подростков из Гитлерюгенда. Но что они по настоящему могут?! Единственная реальная сила – это пятьдесят шестой танковый корпус генерал-лейтенанта Вейдлинга, а точнее его остатки, которые сейчас стекаются в Берлин с захваченных русскими Зееловских высот.

Гиммлер встал из-за стола, подошел к окну, плотно задернутому светомаскировочной шторой. Фон Готтенбах напряженно слушал, не задавая никаких вопросов.

Гиммлер продолжил:

– Сегодня вечером я убываю в Альпийскую крепость по приказу фюрера. Там будет наш последний рубеж обороны, о который должны разбиться большевистские орды. Именно так вещает Геббельс, именно на это надеется фюрер. Но я не могу оставить Берлин без духовной защиты. В этом и будет состоять мое поручение к вам, барон. Для этого я вас и вызвал.

Оберфюрер резко поднялся со своего места и замер, щелкнув каблуками, выражая безоговорочную готовность выполнить любой приказ.

– Что я должен сделать, рейхсфюрер? – лаконично спросил он.

Гиммлер подошел к сейфу и, открыв его, вытащил оттуда кожаный портфель. Затем из портфеля он бережно извлек завернутый в ткань зеленого цвета какой-то предмет и положил его на стол перед бароном.

– Это я вручаю вам под вашу личную ответственность, – Гиммлер развернул ткань и взору Готтенбаха предстал манускрипт, выполненный на языке, которого он никогда до этого не встречал.

– Это Калачакра, – одна из тибетских святынь, – пояснил Гиммлер. – По преданию, ее написал один из Верховных жрецов, входивший в круг Высших Неизвестных. В ней заключена громадная духовная сила, способная влиять на время – ускорять и замедлять его, разрывать и соединять. Эта книга образует мистический мост с Шамбалой и является одним из столпов мировой гармонии. Мне ее привезли из последней тибетской экспедиции. Вы помните экспедицию Шефера, барон?

Готтенбах утвердительно кивнул:

– Да, помню, рейхсфюрер. Шефер тогда еще привез в Берлин внушительную коллекцию минералов для изучения.

Гиммлер усмехнулся:

– Минералы, растения, антропология аборигенов – все это материал для земных наук. Но меня и фюрера интересует метафизика. Решающие битвы идут не на земле, – они идут в других невидимых измерениях, недоступных зрению обыкновенного человека. Мы проиграли войну здесь на земле, но духовно мы не проиграли. До тех пор пока живы и востребованы наши идеи, живы и востребованы мы. Мы уйдем, но на смену нам придут наши последователи. И в этих духовных битвах Высшие силы окажут нам мистическую поддержку, пока в наших руках древние артефакты, соединяющие пространство и время. Вы, барон, должны находиться в Берлине все время, пока идут уличные бои и Калачакра всегда должна быть при вас. Не при каких обстоятельствах манускрипт не должен попасть в руки врага. Если вам не удастся прорваться к американцам и спрятать священную книгу в их зоне влияния, то тогда вы обязаны ее сжечь. Надеюсь, что Калачакра поможет берлинскому гарнизону продержаться как можно дольше. Вам понятна поставленная задача, оберфюрер?