Но примерно весной 1767 года началось кое-что новое. Опять лихтеры отчаливали от черных тихих причалов, только на сей раз они направлялись дальше в бухту, возможно, до Нанкит-Пойнта, где встречали и принимали груз у неизвестных и разнотипных, но довольно больших кораблей, после чего матросы Карвена перевозили этот груз на прежнее место на берегу, а уже потом транспортировали его на ферму и запирали в том же самом загадочном каменном доме, в котором прежде томились негры. Груз представлял собой в основном коробки и ящики, которые, как правило, были прямоугольными, тяжелыми и напоминали гробы.
Уиден упорно следил за фермой, приходя к ней каждую ночь и лишь изредка позволяя себе недельный перерыв, если землю покрывал предательский снежок. Но даже тогда он старался по возможности приблизиться к ней по наезженной дороге или по льду, сковавшему речку неподалеку, чтобы взглянуть на следы. Когда же служба вынуждала его покинуть Провиденс, он нанимал своего приятеля из таверны по имени Элеазар Смит, и они могли бы пустить в оборот не один фантастический слух. Если они этого не делали, то только потому, что разговоры могли бы насторожить Карвена и помешать им. Они решили во что бы то ни стало узнать сначала что-то определенное, а уж потом действовать.
И они в самом деле узнали нечто потрясающее, так как Чарльз Вард много раз сетовал в разговорах со своими родителями на то, что Уиден сжег записные книжки. Об их открытиях известно лишь из отрывочных дневниковых записей Элеазара Смита и из других дневников и писем, повторивших сделанные ими в конце концов заявления о том, что ферма была лишь видимым прикрытием большой и опасной бездны, размеры которой недоступны для осознания человеческим разумом.
Известно, что Уиден и Смит давно знали о бесчисленных туннелях и катакомбах под фермой, в которых обитало довольно много народу, кроме индейской четы. Фермерский дом уцелел и представляет собой постройку середины семнадцатого столетия с высокой крышей, огромной трубой и круглыми окошками. Лаборатория размещалась в северной пристройке, крыша которой доходит почти до земли. Несмотря на то что дом стоял далеко от других строений, под ним должны были быть тайные ходы, так как из него довольно часто доносились разные голоса, которые до 1766 года представляли собой невнятное бормотание, перешептывания негров, леденящие кровь крики, а также странные песнопения и заклинания. После 1766 года это была уже беспрерывная какофония человеческих голосов, в которой слышались то глухое покорное причитание, то крик ярости, то беспокойная беседа, то плач, то душный шепот, то протестующий вопль. Люди говорили на множестве языков, известных Карвену, который отвечал, упрекал, угрожал.
Иногда казалось, что в доме находится много народа – Карвен, пленники и стражники, которые их стерегли. В этих случаях Уиден и Смит не понимали, на каком языке говорят собравшиеся, хотя они побывали во многих разноязыких портах, однако их беседы были похожи на что-то вроде катехизиса, словно Карвен всеми силами добывал информацию у испуганных или непокорных узников.
Уиден записывал, что запоминал из услышанных вопросов и ответов, потому что довольно часто допросы велись если не на английском, то на французском или испанском языках, которые он знал, однако его записи не сохранились. Тем не менее он говорил, что, если не считать нескольких отвратительных бесед о преступлениях, совершенных предками уважаемых семейств Провиденса, речь шла, насколько он понимал, об истории и науках, иногда о далеких землях и временах. Один раз, например, кто-то, отвечая на вопросы, то кричал в бешенстве, то едва ли не шептал по-французски об убийстве Черного Принца в Лиможе в 1370 году, словно у него выпытывали тайну, которую он должен был знать. Карвен спрашивал узника – узника ли? – о том, что послужило причиной приказа: Знак Козла, обнаруженный на алтаре в старой римской гробнице рядом с собором, или Три Слова, произнесенные неизвестным членом Высшего Совета Вены? Не добившись ответа, мучитель прибегнул к крайним мерам, потому что после минутного молчания раздался ужасный крик, потом стон, а потом Уиден услышал, будто упало что-то тяжелое.
