Ужас на пороге - страница 15



Хештег – хочу кока-колу?

Неужели, его видео завирусилось, и он случайным образом создал новый тренд? Смертельный тренд… Бессмысленный тренд.

Подобное не укладывалось в сознании. Дима молча лежал, глядя за окно, и его донимали весьма скверные мысли. Например: «а что будет дальше, когда меня выпишут»? или «полиция наверняка связала другие смерти с моей трансляцией». Вдруг его надумают посадить – без вины виноватого…

Чертова кока-кола. И зачем он только ляпнул про нее, зная, что интернет помнит все? Куча вопросов и ни одного ответа. А самый главный из них: он теперь убийца? Не сам, конечно, но косвенно – ведь именно его стрим привел к таким последствиям. А с другой стороны, мало ли что он там сделал в своей трансляции. То не запрещено законом. Он никого и ни к чему не подстрекал. Может быть, он вообще был не в себе. Ему, вероятно, предстоит ответить полиции, почему он просил напиток в обмен на прыжок с крыши и вообще, что все это значило? Вот тут и нужно быть максимально внимательным, ибо ответ «просто так, дурачился» приведет его прямиком в тюрьму.

«Ах дурачился!?», судья насмешливо повысит голос, «в результате твоего дурачества несколько человек погибло. 10 лет заключения! Там у тебя отобьют охоту дурачиться!».

Нет. Он скажет иначе. «Помрачение рассудка», «я был сам не свой», «не помню», в конце концов он чудом остался жив, какой с него спрос?


– Как я остался жив? – поинтересовался Дима у врача во время очередного осмотра.

– Ты упал на козырек подъезда, – последовал ответ, – чистое везение. Если бы метр вправо, метр влево…, – доктор записывал на ходу в журнале обхода, – тебя, кстати, по телевизору каждый день показывают, как первого.

– Что значит – первого?

– Ну ты был первым, кто сиганул. Других пока нет… живых, имею ввиду, им не повезло так, как тебе.

Сосед по палате понял, о чем идет речь. Он приподнялся на локте, оторвавшись от чтения и спросил:

– Так это он?

– Он самый, – ответил врач, – наша знаменитость.

Пациент ничего более не произнес, лишь ухмыльнулся и вернулся к чтению. Но взгляд его после того случая стал недобрым. Дима весь последующий день замечал на себе цепкий прищур, в котором читалась откровенная ненависть.

А ночью проснулся от того, что ему не хватало дыхания. Темно. Страшно. На его лице что-то находилось, не позволяя вздохнуть. Не позволяя позвать на помощь. Пальцы заскребли по металлической раме кровати, вцепились в простыню. Паника разгоралась, и тем сложнее становилось рационально мыслить. Кто-то пытался его убить, кряхтел и вполголоса матерился с той стороны тьмы.

– Сдохни… сука… – доносилось сверху.

Дима извивался, как мог, но изломанное тело не позволяло сопротивляться. Нога висела на бандаже, стянутые ребра высекали искры из глаз при каждом движении. А сила, с которой парня отправляли на тот свет, напирала все больше.

И когда воздуха в легких практически не осталось, Дима услышал крики, топот и какой-то нечеловеческий хрип. Сразу же ослабла хватка, исчезло давление сверху. Удалось сделать небольшой вдох. Слезы потекли по щекам парня, когда с его лица убрали подушку. В палате горел свет, стояли крики, была неразбериха. На полу, лицом вниз, лежал тот самый сосед по палате, который днем подслушал разговор Димы с врачом. Его держали двое мужчин, приказывая ему успокоиться, но он хрипел и сопротивлялся. Не иначе, хотел вырваться и довести дело до конца.