Тринити прекрасно знала, что некому меня подменить, по вторникам я всегда работала в ночь. Так что я поняла: она не хотела, чтобы я присутствовала.
Что, признаться, не было большой потерей, поскольку подруги Тринити не были моими самыми большими поклонниками.
Тем не менее то, что она выбрала эту дату – за несколько недель до свадьбы – только потому, что знала, что у меня не получится, было неприятно. Хотя, если бы вы спросили Тринити, она бы сказала, что 0720 – ее счастливое число. Что, как мы все знали, было полным бредом. Никто не любит число 0720.
– Привет, привет, привет! Я здесь!
Я открыла дверь родительского дома в стиле кейп-код[16] своим ключом, держа в руках огромную коробку пончиков. Затем, сняв леопардовые туфли на каблуках, прошла на кухню и включила кофеварку.
Если говорить о дизайне интерьера, дом моих родителей был катастрофой мирового масштаба. У моей матери, которая работала учительницей рисования в местной начальной школе, был довольно эксцентричный вкус. Под эксцентричным я подразумеваю, конечно, отвратительный.
Всю стену занимал бирюзовый ковер, на кухне висела картина с изображением какой-то причудливой фермы, предполагалось, что она вносит пасторальный мотив, а ванные комнаты и сами ванны были выкрашены в насыщенные красные и оранжевые цвета, что придавало всему элегантность объятого пламенем борделя.
– Иду! – услышала я шаги наверху.
Тринити все еще жила с моими родителями. Я даже слегка переживала из-за того, что она выходила замуж и переезжала к Уайатту. Прожив двадцать пять лет дома, она выросла в более тепличных условиях, чем я.
Уайатт был старше ее почти на десять лет, и, хотя он занимал отличную инженерную должность в Уинстон-Салеме, был также известен своей любовью к выпивке, вечеринкам и сомнительным решениям.
Я могла бы утверждать, что, если бы не была такой абсолютной неудачницей, место официального «Отверженного» в нашем городе занял бы Уайатт. С другой стороны, его братом был Круз, что сглаживало его ужасность. Идеальный отвлекающий маневр.
Шаги послышались на лестнице, и моя светловолосая сестра появилась на кухне, все еще в своей атласной пижаме голубого цвета и с заплетенными в косу длинными волосами.
– Несси! О, Несси, я так рада, что ты здесь. Я совершенно потрясена, – она обняла меня за плечи, крепко прижав к себе. Я похлопала ее по спине. – Миссис Андервуд ходила по округе и рассказывала, что из-за тебя вчера ребенок подавился соломинкой?
– Это ложь, – пробормотала я ей в волосы, желая и самой миссис Андервуд неприятного визита кармы.
– Да, я так и подумала, – Тринити принюхалась, оглядываясь. – Чувствую запах кофе?
– С пончиками.
Я открыла небольшую коробку со свежими лакомствами, которые прикупила по пути.
– С глазурью?
Ее глаза переполнились надеждой.
– Ты знаешь, что да.
Я налила нам обоим по чашке кофе, пока Тринити села на заново выкрашенный ярко-желтый стул и начала откусывать глазурь с пончика. Она всегда съедала только глазурь. И могла больше почти ничего не есть до вечера.
– Эх, лучше бы ты их не приносила. Те пара килограммов, которые я пытаюсь сбросить к свадьбе, уже достали меня.
Она запихнула весь пончик в рот, выглядя скорее удрученной, чем счастливой.
Была только одна вещь, которую Тринити любила больше, чем свою фигуру, и это были пончики.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказала я.
– Тебе легко говорить. Ты всегда была худенькой. Хочешь, чтобы я выглядела раздутой на свадебных фотографиях?
