09.31. Лекс: «Я еще не бросала в стирку твоё постельное бельё, так что можешь вернуться»
09.32. Д.: «Хаха. Нет. Я буду жить здесь и жалеть себя»
09.32. Лекс: «Жду до конца недели, потом стираю. Когда будешь возвращаться, вези своё»
09.33. Д.: «Ты – сама забота»
09.33. Лекс: «Это моё второе имя»
Диана тихо хмыкнула, глядя на последнее сообщение. Поёжилась. Сидеть без одеяла было холодно, несмотря на то, что в маленькое окошко лился яркий солнечный свет, а комнатка под крышей должна бы неплохо прогреваться. Диди убрала мобильник в карман всё тех же шорт, завернулась в одеяло до самых ушей и побрела к выходу.
Медленно спускаясь по лестнице, Диана прислушивалась к звукам дома. Шипение сковородки на кухне внизу, телевизор в комнате бабушки. Бабушку она так и не навестила после приезда, да и та не высунула свой заострённый нос из спальни. Угрызений совести Диди не испытывала. У неё ещё будет время выслушать отповеди на тему своего поведения и воспитания.
Запах бекона заполнил кухню. Мама стояла возле плиты в фартуке-крокодиле и пристально следила, чтобы корочка на кусках мяса была достаточно прожаренная, но не пригорела. Когда Диди вошла в кухню и прошлёпала к стулу, Элизабет Мастерс даже не обернулась. У неё была чёткая технология жарки бекона. Отворачиваться от сковородки нельзя даже в случае инопланетного вторжения.
- Почему ты не на работе? – спросила Диана, поправляя на себе одеяло и осторожно усаживаясь на край стула.
- Не моя смена, - коротко ответила мама.
В этот момент она вдруг подхватила сковородку и отточенным движением выбросила бекон на большое блюдо. Уже оттуда она разбросала его по трём тарелкам с тостами и яичницей, и, крутанувшись вокруг своей оси, выставила их на стол.
- Ма-ам! – закричала Элизабет, глядя в потолок. – Завтрак!
Диана поморщилась от громких воплей и прикрыла одной рукой ухо. Вторая рука всё еще держала одеяло. Диди была уверена, что завтракать к ним сейчас прибежит вся улица.
Глухой гул телевизора на втором этаже стих. Скрипнули ступеньки. Через полминуты на пороге кухни появилась сухая, седая старуху с длинным курносым носом, впалыми щеками и большими карими глазами. Слишком яркими на этом старческом лице. Такие же глаза были у Дианы.
Бабушка Ханна уверенно прошла к столу и хлопнула Диану по оголившемуся плечу тыльной стороной ладони.
- Ты села на моё место, - резко бросила она.
Диди медленно подняла взгляд вверх, подавила вздох. Дом, милый дом.
- Точно, прости, ба, - покорно сказала она, вставая и обходя стол так, чтобы не задеть что-нибудь одеялом и не сбросить на пол.
А бабушка уже поймала нужную волну.
- В каком виде ты собираешься завтракать! – всё так же резко возмутилась старуха.
- Ма-ам, - протянула Элизабет. – Перестань. У Хани был тяжёлый вечер.
Бабушка села на освободившийся стул, сохраняя осанку прямой, как шест.
- А нечего было жить с мужчиной в грехе, - заявила она. – Я знала, что так будет. Это всё твоё воспитание, Бэтси. Ты её разбаловала.
- Я вообще-то всё слышу, - пробормотала Диди, высунув руку из одеяла и подтянув к себе одну из тарелок.
Большие карие глаза сощурились, острый взгляд лазером прожёг Диану насквозь. Или почти.
- И хорошо, что слышишь, - сказала старуха и замолчала. Веско и значимо.
За столом воцарилось молчание, вилки застучали по тарелкам. После бабушки Ханны говорить полагается не сразу. Нужно прочувствовать всё, что она вкладывает в свои резкие, рваные фразы. Диана была её любимой темой порицания. Просто Диди родилась холериком, а хотелось бы флегматика.
