– Счастливец, ты будешь добычей Богини, а твое дыхание послужит ей живительной силой!
Таково было значение загадочных слов. В то же время незнакомка стала затягивать узел, а Заторский задыхался и отбивался, но его усилия были тщетны. Словно железным кольцом, стягивала веревка его шею, мозг, казалось, разлетался, и мысль «я умираю» молнией мелькнула в потухавшем сознании. Наконец ему показалось, что голова его закружилась, а сам он витает над мрачной бездной, и доктор лишился чувств.
Брезжил рассвет, когда Заторский открыл наконец глаза. Он лежал на полу неподалеку от постели и окоченел от холода, а голова ныла. Он встал, хотел напиться, но с удивлением увидел, что графин и стакан валяются разбитые на полу. И в эту минуту он вспомнил свой сон. Да, это был сон или глупый кошмар, как следствие вечерних волнений, а «видениям» ученый-скептик не верил, разумеется. Он вытер лицо одеколоном, принял успокоительные капли и опять лег, забывшись вскоре тяжелым сном.
За завтраком баронесса сказала смеясь:
– Радость приезда и рассказы Максимилиана, должно быть, подействовали на мои нервы. Он описывал мне разные эпизоды из своего путешествия, и вот я видела себя во сне в джунглях, за мною будто гнался огромный тигр и хотел укусить. Я так закричала, что разбудила своего бедного Макса.
– Да, я действительно имел неосторожность рассказать ей подробности одной охоты на тигра в бенгальских джунглях, – ответил барон, тоже смеясь.
Ни он, ни остальные не заметили странной насмешливой улыбки, мелькнувшей на губах князя, а барон уже повернулся к доктору.
– У вас не было ли тоже кошмаров, Вадим Викторович? Вы очень бледны, – сказал он вроде бы в шутку.
Доктор ответил, что плохо спал вследствие мучавшей его нервной головной боли, но теперь чувствует себя хорошо.
После завтрака барон объявил, что намерен распаковать ящики, в которых очень много интересного, и пригласил всех сопровождать его. Проходя через маленькую залу возле столовой, барон увидел нишу в стене, где стояла большая ваза с цветами.
– Как хорошо. Вазу эту надо убрать, а на ее место поставить статую, которую я привез. Это крайне любопытная древность, – прибавил он, довольный.
Затем все сошли в залу первого этажа, где стояли ящики, и барон прежде всего достал действительно великолепные подарки, привезенные им. Хотя он не предполагал, что у них будет гостья, но все же преподнес Мэри великолепный восточный газовый шарф, словно руками фей вышитый золотом и шелком. Затем вынули древности, оказавшиеся настоящей музейной коллекцией, и скоро остались нераспакованными только два ящика: один средней величины, а другой – огромный, помеченный красными знаками.
– Случай сберег нам под конец самое драгоценное из моей коллекции, – сказал барон, вынимая из малого ящика завернутый в шерстяные шали продолговатый предмет и бронзовый литой пьедестал.
Под шерстяной обмоткой оказалась сидячая статуя женщины величиной с пятилетнего ребенка. С ее шеи спускался на массивной золотой цепочке медальон в форме сердца, выполненный из камня, похожего на рубин.
– Это статуя богини Кали, весьма почитаемой индусами. Она принадлежала раньше Алексею Андриановичу, но, зная мою страсть к подобным редкостям, он великодушно пожертвовал ее мне. Должен прибавить, что со статуей этой связана трогательная драма с таинственной подоплекой, но историю эту слишком долго было бы рассказывать. Кроме того, – пояснил барон, – признаюсь вам, что из атеиста и полного скептика я сделался верующим, даже мистиком, убежденный доказательствами в правдивости изречения Гамлета, что «на свете существует многое, что и не снилось нашим ученым».
