– Не достают?
– Что вы! Они даже не знают о нас.
– По каким признакам отличаются сферы? – допрашивал Горюнов.
– Можно сказать, по праведности и грехам. Во всяком случае, те и другие не мешают друг другу.
Горюнов улыбнулся:
– У вас, я вижу, многополярное мироустройство.
– Наше сообщество осваивает все, что кому по нраву.
– Если вам не нравятся реальные сферы, – обернулся он к гостям, – то можете войти еще в одну – пространство виртуальной метавселенной. С цифровыми зданиями киберурбанистических городов на виртуальной земле. Там нет никаких ограничений. Можете драться, любить, отрываться на полную катушку, высвобождать все свои эмоции.
Резиньков лениво похлопал ему.
– Это то, к чему мы, интеллигенты, стремились, жертвуя собой.
Олежек вздохнул:
– А у нас остались только две сферы: патриотов и предателей.
Только полковник был невозмутим, лишь деловито спросил:
– А как разделяются границы, которые находятся под водой или на небе, или вообще в виртуальной метавселенной? Есть ли споры?
Гид страшно удивился.
– У нас нет государств, и нет границ. Есть независимые сферы, не мешающие друг другу. Они по-своему безграничны. А если есть позывы что-то изменить, то они впустую уходят в ту же воду или небо.
Вдруг увидели возвышающуюся над всем огромную башню с вершиной, скрытой облаками. На стене поперек повисла светящаяся гирлянда-надпись «V.I.I.».
– Храм Высшего Искусственного Интеллекта, – трепетно вознес руки вверх Гавриил, словно в молитве. – Он спрограммировал бытие. Наши ученые с дополненным искусственным сознанием хотели бы, чтобы он открыл веки, чтобы в его страшных бездонных глазах обнажилась окончательная истина.
– Вий, это ваш Бог? – восхитился Олежек.
– Может, и есть кто-то выше, что создал высшую гармонию мира. Но нам он также неизвестен, как людям тысячи лет назад.
____
Вечером, после сытного ужина с едой в емкостях от 3-Д принтеров, с ощущением, словно пахучие галушки сами лезли в рот, играли в 4-D шахматы, лежали на своих кроватях с самоподогревом.
Горюнов задумался.
– Поэт написал: «В горах мое сердце…» У меня – в рязанских раздольях. А здесь – где родина? Там, где Высший интеллект?
Он вспоминал оставшуюся где-то жену. Она бы не осуждала мужа, ввязавшегося во что-то нелепое. У нее врожденное чувство благородства. Всякий, кто был близок с ней, ощущал это благородство и правдивость души.
Бух оживился.
– А где моя родина? В дальневосточной тайге, где густо пахнет папоротником? На вершине утеса, куда взбирался всем классом на экскурсии?
– Здесь ее вообще нет, – ухмылялся Олежек. – Как у этого Вия и его виртуальных помощников, лишенных души.
– И не надо, – нахмурился Резиньков. – Интеллигент – это гражданин мира.
Полковник молчал. Где его боевая подруга? Думает ли о нем?
К новизне, даже невероятной, быстро привыкаешь, и снова подступает к горлу неприятное ощущение смещения с привычного места – родины.
Вскоре гости разобрались. Оказались в совершенно другом – блаженном пространстве, похожем на Элизиум древних греков, хотя что-то напоминало ушедший куда-то смутно вспоминаемый родной жесткий мир. Как будто после апокалипсиса, когда прошлое обесценилось. Все кумиры оказались порождением рухнувшей эпохи, и пали, словно вправду были ложные, выдуманные дикарями, молящимися на идолов в надежде спасения.
Здесь люди порхают, словно тяготение ниже, чем на Земле. Не эмоциональны, не признают старость, поскольку она не предусмотрена в информационно-цифровом мире.
