В дебрях Маньчжурии - страница 23

До линии железной дороги оставалось уже немного. Мы вышли на последний перевал, откуда открылся чудный вид на широкую долину Май-Хэ, по которой извилистой лентой обозначалось полотно дороги, с его сооружениями, выемками, насыпями, постройками, станциями, полями и огородами. На востоке темнела своими дремучими кедровниками громада Лао-лина.

Ночь приближалась. Надо было торопиться. Немного отдохнув, мы начали спускаться с перевала. Волчок, шедший все время за нами с понурой головой, вдруг выбежал вперед и потянул носом в сторону. Всматриваясь в лесные прогалины, мы увидели группу косуль в шесть штук. Четыре лежали, а два козла бродили около, срывая с кустов засохшие листья. До них было не больше двухсот шагов.

Пашков, шедший впереди, вскинул винтовку. Щелкнул сухой выстрел и ближайший козел, сделав скачок вперед, упал на колени, а затем на бок. Лежащие козы вскочили на ноги и одно мгновение стояли неподвижно, как изваяния, а затем сорвались с места и огромными прыжками пошли от нас вверх по косогору. Прозвучал еще один выстрел, но безрезультатно. Мелькнув последний раз в зарослях белыми «платочками», козы скрылись из глаз.

– Вот досада, кажется, промазал, – произнес охотник, опуская винтовку и провожая жадными глазами убегавших зверей. Козел лежал на боку. Пуля поразила его в сердце, судя по ране, в области передней лопатки.

Наскоро выпотрошив добычу и привязав за голову к поясу. Пашков поволок ее по снегу легко и свободно. Волчок бежал сзади, слизывая со снега капли крови, оставшиеся на следу.

К линии дороги мы вышли поздно. Полная луна показалась над зубчатым гребнем горного хребта, освещая темную тайгу своими холодными лучами. Только к полуночи добрались мы домой, принеся с собой добычу и печальные остатки трагически погибшего товарища.

Кто бывал в дремучей тайге Маньчжурии и нашего Дальнего Востока, и бродил по ее звериным тропам, тот, вероятно, знает, кое-что о таинственном языке условных знаков, встречающихся там на каждом шагу на деревьях, кустах, камнях и других местных предметах. Эти условные знаки являются единственным немым «языком тайги», называемым таежными обитателями «Шу-хуа», что означает «лесной язык». Происхождение его весьма древнее и, вероятно, скрывается в глубине веков, когда первобытный человек, не имея письменности, выражал свои мысли примитивным способом, в виде простых, несложных знаков и изображений на окружающем его подручном материале. Этот язык, являясь родоначальником позднейшей письменности, сохранился до сих пор во всей своей неприкосновенности в диких, некультурных странах, где примитивная жизнь человека всецело зависит от окружающей его природы. В нашей тайге язык этот применяется ее обитателями при всех передвижениях, в поисках зверя или человека, для указания направления и в других случаях, когда это признается необходимым, как для себя лично, так и для других заинтересованных лиц. В большей или меньшей степени язык этот известен всем таежникам и все условные знаки имеют свой определенный шаблон, выработанный практически и на основании известных традиций. Количество знаков этого языка очень велико и, вероятно, доходит до нескольких сот.

Всех таежных обитателей, по профессиям, можно разделить на следующие категории: звероловы, охотники, хунхузы, золотоискатели, рыболовы, искатели женьшень, собиратели грибов (му-эрр) и дровосеки. Члены всех этих профессий живут между собой очень дружно. Взаимоотношения их регламентируются не писанными законами, а обычаями, установленными самой жизнью в суровых условиях тяжелой борьбы за существование.