Маккэндлесс часто говорил с обитателями Плит о своих планах отправиться на Аляску. По утрам он занимался гимнастикой, чтобы подготовиться к тяготам жизни в аляскинской глуши, а с Бобом, мнившим себя специалистом по выживанию в экстремальной обстановке, подолгу обсуждал стратегии выживания в условиях дикой природы.
«Лично я, – говорит Баррес, – подумала, что у Алекса крыша поехала, когда он рассказал нам о своей, как он ее называл, «великой аляскинской одиссее». Но он этой идеей был увлечен до невозможности. Только об этом путешествии и говорил все время».
Джен не раз пыталась расспросить его о семье и родных, но Маккэндлесс практически ничего о них не рассказывал. «Я, бывало, спрашивала его, – говорит Баррес, – «Знают ли твои о том, что ты задумал? В курсе ли мама, что ты собираешься на Аляску? Или отец?» Но он всегда отмалчивался. Закатит глаза, надуется и говорит, чтобы я перестала с ним нянчиться. И Боб тут же: «Оставь его в покое! Он уже взрослый мужик!» Но я не отставала от него до тех пор, пока он тему не сменит… наверно, из-за того, как у меня с сыном сложилось. Он ведь тоже сейчас неизвестно где, и мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь за ним присмотрел точно так же, как я пыталась присмотреть за Алексом».
В воскресенье, за несколько дней до ухода из Ниланда, Маккэндлесс сидел в трейлере, смотря по телевизору плей-офф Национальной футбольной лиги, и Джен вдруг заметила, что он горячо болеет за Washington Redskins. «Я тогда спросила его, не из окрестностей ли он Вашингтона, – говорит она. – А он мне ответил: «Ага, оттуда и есть». И все, больше он мне про свое прошлое никогда ничего не рассказывал».
В следующую же среду Маккэндлесс заявил, что ему пришло время двигаться дальше. Он сказал, что ему нужно заехать на почту в Солтон-Сити, что километрах в восьмидесяти на запад от Ниланда, потому что именно туда он попросил управляющего буллхэдского «Макдоналдса» перевести его последнюю зарплату. Он принял предложение Баррес подбросить его до почты, но когда она попыталась дать ему немного денег за помощь на барахолке, он, как ей помнится, «реально обиделся. Я ему говорю: «Парень, в этом мире без денег никак не обойдешься». Но он их так и не взял. В конце концов, я уговорила его взять несколько швейцарских армейских и охотничьих ножей, убедила, что они ему очень пригодятся на Аляске или что по пути туда он сможет на них чего-нибудь нужного выменять».
Еще после длительных препирательств Маккэндлесс все-таки согласился взять у нее несколько комплектов теплого белья и некоторое количество зимней одежды, без которой, по ее мнению, на Аляске было не обойтись. «В конечном итоге, он взял все это, просто чтобы я уже заткнулась и перестала его доставать, – смеется она, – но через день я обнаружила большинство вещей у себя в фургоне. Стоило нам только отвернуться, как он вытащил их из своего рюкзака и спрятал под сиденьем. Алекс был отличный парень, но иногда доводил меня до бешенства».
Баррес, конечно, беспокоилась за Маккэндлесса, но считала, что он сможет вернуться из своего приключения живым и здоровым. «Я думала, что с ним, в конечном счете, все будет нормально, – вспоминает она. – Парень он был сообразительный. Он сам научился управлять каноэ, на котором спустился аж до Мексики, ездить зайцем на товарняках, находить место для ночевки в городах. Он разобрался во всем этом сам, без чужой помощи, и я была уверена, что и Аляска тоже будет ему по силам».
