– О чем ты? Можешь толком рассказать, что…
– Я и так уже поведал слишком много, – путник вдруг бодро поднялся, словно и не было таинственного приступа. – Ты все равно не поверишь, пока жизнь не заставит… Так что… иди в свой кабак. Прощай.
– Но…
Поздно. Мокрая от дождя спина незнакомого человека уже скрылась за углом безликого здания.
«Надо же, шустрый какой оказался», – сплюнув в сердцах, гоня прочь необъяснимую тревогу, он мгновенно вытеснил из памяти странный эпизод и продолжил свой путь.
2.
Зима.
Поздний вечер.
Тридцатое, Новый Год на носу. А тут такой катаклизм. Будто и не долгожданный конец декабря на дворе, а ненавистный, нелюбимый всеми фибрами души ноябрь целый день наглым незваным гостем лезет в широкое незашторенное окно стеклопакета, воет, гудит, бьет резкими злыми шквалами холодного ливня. Да, там, за стеной он царь и бог (на какое-то время), но здесь, в тепле и уюте…
«Не дождешься!».
Да, предпраздничная погодка подвела. Где щипучий морозец, хрусткий снежок, настроение ожидания чуда? Нет ничего, только взбесившаяся не по сезону злая непогода. Хотя, для их южного города, подобные метеосюрпризы не такое уж и диво.
Зябко дернув плечами, Кирилл кисло улыбнулся, и в который раз пригубил округлый бокал с остатками терпкого «Ноя». Проверенная метода действовала. Незадавшаяся с утра цепь поганых событий (вдребезги разбитая любимая чашка (подарок покойной мамы), безобразная склока с соседкой по площадке, проблемы с шефом на работе, досадный штраф за неправильную парковку и т. д.) легкой дымкой кальянного дурмана вылетала из головы; гаденький эмбрион серой депрессии, готовой вот-вот зародиться, бесследно абортировался.
Помогало, вроде бы.
Гость бодро покончил с напитком и потянулся вилкой к жирной черной маслине (он не понимал и не принимал российскую псевдотрадицию сопровождать глоток коньяка долькой лимона, которая не только не добавляла вкусовой эстетики, но просто убивала особое послевкусие выдержанного нектара).
«А, гулять, так гулять!» – заключил отдыхающий и заказал у подоспевшего официанта еще порцию напитка, – «сегодня для меня это не алкоголь, а лекарство».
Тишина.
Скрипнув креслом, мужчина оглянулся (он сидел в самой глубине зала, спиной к входной двери), будучи в кафе единственным посетителем (только низкорослый сонный бармен за стойкой меланхолично доводит до идеального блеска очередной питейный сосуд). Это хорошо. Почти как дома. Сейчас ему не нужны посторонние.
Кто-то скажет: «пьет один, значит – алкоголик» и будет неправ (эх русские, русские, как мы обожаем эту безапелляционность). Сколько себя помнил, Кирилл, не будучи по натуре одиночкой, тем не менее, не любил праздновать в компаниях. Почему? Во-первых, в подобных застольях кто-нибудь обязательно напивался (а чаще и не один), со всеми вытекающими (не будем перечислять), во-вторых, обилие настойчивых провоцирующих тостов частенько приводило к тому, что и он сам иногда «перебирал» (чего совсем не любил), в-третьих, на определенной стадии пирушки общая группа пьющих неизбежно разбивалась на многочисленные кампашки «по интересам» со своими мелкими тягучими разговорами-проблемами, ни одна из которых не была ему симпатична. Оставалось одно: уходить по-английски.
А если так, для редко выпивающего эстета-гедониста есть только два выхода: или в одиночку (что сейчас и происходило), или вдвоем с настоящим другом, который тебя понимает во всем. Откровенно говоря, второй вариант – идеальный. Только вот поганый фатум иногда сует свою скотскую рожу в твою судьбу, выискивает слабое место, гадит, и глумится, скотина. Был у него единственный друг, нет – ДРУГ, Генка (все понимал человечище, словно брат-близнец), да унесла нелегкая беднягу.
