И наверняка Ортега попутно решил еще раз проверить чужака, бывшего врага, в деле. Хотя вряд ли он хотел, чтобы они провалились и их задержали. А они облажались и в шаге от безопасного места попали как кур во щи. Есть такое русское выражение.
Щи… или «Schtschi». Максим помнил вкус этого супа с детства, хотя он ему и не нравился. Бабушка всегда готовила сама, говоря, что даже в так называемых русских ресторанах этот суп дерьмовый, с какой-нибудь брокколи вместо нормальной кислой капусты. А в консервах и полуфабрикатах, мол, еще дерьмовее. Вся немецкая ветвь их семьи, помешанная на здоровом питании, говорила, что в любом виде этот суп вредный, в нем свободные радикалы и вредное для организма красное мясо. Но Grossmutter все равно умудрялась пичкать им внука, попутно рассказывая про пионерию и Красную армию. А еще включала аудиокниги Егора Гайдара про героев-партизан.
Стоит ли говорить, что его родители взглядов бабушки не разделяли. Знали бы они, что сын станет как раз таким радикалом. И что мяса у него на пути будет с избытком, причем именно красного.
* * *
По ушам ударили раскаты басов – настолько сильно, что завибрировали барабанные перепонки. Старый прием. Включали музыку погромче, чтобы не было слышно выстрелов и криков. Максим знал, что мексиканский «металл» еще забойнее, чем мексиканский рэп. Но этот брутал-дэт-металл был круче всего, что он раньше слышал. Ода выбитым мозгам и могильным червям под инфернальный гроулинг и тяжелые гитарные риффы.
У одного из «матадоров» был странная штука, которую Макс сначала принял за маленький коммуникатор в чехле. Но это был антикварный цифровой фотоаппарат. Модная вещица, хотя и пижонски-бесполезная. Из тех времен, когда компьютеры еще стояли на столах, у файлов были расширения, а у мониторов – разрешение.
Каратель небрежным жестом, будто эсэсовец в Париже, сделал несколько снимков.
Два маленьких дрона типа «Magic eye» парили в воздухе, давая панорамную картинку – крохотные рядом с полицейскими «шершнями», готовыми убить или обездвижить разрядом тока. Но вся съемка и разведка явно лежали на них.
– Не заслоняйте! – замахал рукой в перчатке каудильо. – А то ни хрена не видно!
Музыка перекрывала всё, но «матадоры» общались по закрытому каналу-чату. Вернее, это они думали, что закрытому. На самом деле Макс всё слышал, но об этом маленьком преимуществе им не надо было знать. И все равно Рихтер не понял, зачем они снимают. Для отчета начальству?
– Хосе, иди сюда, – здоровяк-командир кивнул еще одному «матадору», парню с камуфляжным рюкзаком за спиной. – Давай, поддай жару! Вон тот смуглый… судя по ориентировке… не простой бродяга. Он террорист и убийца. Сделай его не смуглым, а совсем черным!
Вразвалочку Хосе подошел к напарнику Макса – молчаливому мексиканцу по имени Сальвадор, которого товарищи звали просто Сал. Видя приближающегося к нему широкими шагами «матадора», подпольщик-ликвидатор только презрительно сплюнул. А каратель поднял руку, в которой было что-то вроде разбрызгивателя, соединенного шлангом с рюкзаком, и из узкого раструба в его жертву метнулась струя желтого огня.
Пламя охватило мексиканца, в мгновение ока вспыхнули волосы и одежда. Тот повалился на колени, а потом начал кататься по земле – насколько позволяли скованные руки и ноги.
Из ряда палачей раздались смешки. Огонь не сбивался. Только трава вокруг стала черной и съежилась. Подпольщик закричал не сразу. Максиму даже показалось, что Сал не раскроет рта. Но такая боль превозмогает любую силу воли. Воздух наполнился запахом горелой плоти, который противно защипал ноздри, и раздался, хоть и с отсрочкой на пару секунд, нечеловеческий вой. А каратель направил раструб на распростертое горящее тело еще раз, довершая начатое. Макс отвел глаза, малодушно, трусливо… рефлекторно. Не хотел видеть. Хотя даже не знал об этом человеке почти ничего.
