– Слышал? – спросил Джон. – Они так и не нашли Фрэнки.
– Замечательно.
– Как ты думаешь, что произошло? Этот жук захватил его мозг?
– Почему бы и нет?
– И он вроде как вернется?
* * *
Если ты спрашиваешь себя, почему те мужики с револьверами, что гнались за нами, не смогли использовать магическую дверь и попасть в «Уол-март», то я тебе скажу, что для большинства людей дверь – это дверь. Точно так же большинство людей не заметило бы в моем доме паука, как его не заметил Фрэнки. И если бы ты был со мной в ванной несколько месяцев назад, когда я увидел тень за душем, ты бы ничего не увидел. Хотя может быть и почувствовал что-нибудь – люди часто сидят вечером в темном доме и чувствуют, что они не одни, или тебе бы показалось, что кто-то скользнул за угол именно перед тем, как ты туда посмотрел. Но такое чувство обычно выражают словами: «Конечно, там ничего нет. Теперь».
Откровенно говоря, даже если ты увидишь призрака, то не станешь одним из нас. Обычно это означает только одно: твой мозг пытается приделать знакомое лицо к тому, что вообще не имеет лица.
А мы с Джоном можем видеть то, что большинство из вас только почувствует. Мы не родились какими-то особенными, а стали такими из-за наркоты, которую однажды приняли. Да, кстати, если ты когда-нибудь будешь на вечеринке и какой-нибудь растаман предложит тебе шприц с вязкой черной жидкостью, которая, как дождевой червяк, сама выползает наружу, не бери его. И не звони нам, пожалуйста. У нас и так уже уши вянут от чуши, которую несут всякие незнакомцы.
25 часов до Эпидемии
В английском должно быть слово для чувства, которое охватывает тебя, когда ты впервые просыпаешься в странной комнате и не имеешь ни малейшего понятия, где находишься.
Отелешательство?
Я замерз, у меня болел каждый дюйм тела. Я услышал хрумканье, словно какой-то хищник грыз кости. Открыв глаза, прямо перед собой я увидел дракона, горделиво стоявшего на вершине холма.
Дракон полетел по экрану телевизора, под которым стояла игровая консоль с неразберихой проводов, извивавшихся по зеленому ковру. Я мигнул, прищурился от солнца, лившегося через треснувшее окно, повернулся и услышал, как шея заскрипела. Джон сидел за компьютерным столиком в уголке комнаты, глядел на монитор и двумя руками держал бутылку со светлой жидкостью, которой, я был уверен, нельзя даже пытаться заливать огонь. Сев, я сообразил, что пока спал, меня чем-то накрыли. На мгновение показалось, что Джон даже не пожалел одеяло, но я тут же сообразил, что это лишь пляжное полотенце.
Джон, развернувшись на компьютерном стуле, посмотрел на меня и сказал:
– Извини, запасное одеяло я использовал, когда у меня протекла машина.
Я огляделся, пытаясь понять, откуда доносится это животное хрумканье. И нашел Молли, пристроившуюся за диваном и уткнувшуюся мордой в открытую коробку с кукурузными хлопьями. Она ела так быстро, как только могла, придерживая лапами коробку.
– Ты ей разрешаешь?
– А, да. В любом случае они уже не свежие. Другой собачьей еды у меня нет.
Дракон на экране телевизора застыл на месте, вступление к видеоигре, в которую Джон, наверно, играл, пока я спал на его диване.
– Сколько времени?
– Около восьми.
Я встал и почувствовал, как голова закружилась. Потер глаза и едва не вскрикнул от боли, ударившей из раны. Плечо ныло так, как если бы получило в себя пулю, а еще мне показалось, что виски изнутри долбит крошечными мотыгами парочка эльфов, пытающаяся выскочить наружу. Да, не в первый раз я просыпался у Джона в таком состоянии.
