Анна смотрела на Катю. С одной стороны, она ею любовалась, с другой ревностно тормозила ход всех своих мыслей. Боролись в ней все за и против. Сама мысль о том, что Виктор станет жить с другой женщиной, ей была невыносима.
– Я подумаю, – ответила она. – А что вы их можете свести?
– Можно попробовать, – ответила баба Нюра.
– Я подумаю.
– Думай, думай, дочка. Пойдем, проводишь меня. Да, устала, – бубнила себе под нос баба Нюра. – Это всё осень. Хандра, осенняя хандра.
Анна шла, молча, временами думая о своём и в то же время, слушая размеренную речь бабы Нюры. Ей было интересно общаться с этим человеком. Эта старая женщина хранила в себе потрясающе богатый и необычный жизненный опыт.
– Знаешь, дочка, вот молюсь я в церкви, слёзно прошу Бога, чтобы пожалел меня, чтобы меня мои родные простили, а видно, нет мне прощения… Плачу, дочку зову, чтобы пришла и увела меня к ним. А она не слышит… Устала… Много дум приходится думать, много видеть. Видеть, как люди вязнут в грехах и Бога не боятся. Как нашу землю-Матушку загадили делами своими. Власть, деньги, тщеславие – вот и все желания у человечества. А жаль… Добро-то оно есть, только вот тяжко ему. Ты только посмотри, видишь, вон в огороде женщина работает. Красота! Я только сейчас это понимать начала. Пойми раньше, может, и жизнь по-другому бы сложилась. Она, может, и сама не понимает, какая счастливая, завидует, небось, тем, кто вот в тех особняках живет, ну вот как ты. А что им завидовать, скучная лишенная смысла жизнь. Не обижайся. А вот она придет домой, затопит печь, а у неё она русская, что уж вообще редкостью стала. Затопит, хлеб поставит шесток да в печь, да жарёху какую на плиту… Дух русский валит, занюхаешься. Счастьем пахнет. Всё ладно, без суеты, вот оно счастье, пока какая-нибудь бестия не притащится, да начнет эту душу то ломать. Деревень-то путём не стало, богатство не тем концом мерют. А ты знаешь, не уважаю я правителя нашего – земли русской не стало и людей русских тоже. Чужеземцев в страну пустил, и народ свой заспал. Ох, как обидно дочка, обидно. Во имя себя строят, не во имя Бога. А Бог есть благо для всех. Да, что-то я тут вот разговорилась, пойду, погощу у этой женщины. Вечерами там хорошо. Сяду в уголок да думку думаю вместе с хозяевами, они за столом-то много о наболевшем разговаривают, а когда и просто от души посмеяться могут. Заслушаешься.
– Может, ко мне, баба Нюра? – предложила Анна.
– Ты моя хорошая, не обижайся на старую, добрая ты, нравишься мне, но уютнее себя вот среди таких простых людей чувствую. Приду к тебе, обязательно. Да и ты меня не забывай.
Домой Анна возвращалась с полной головой мыслей. Сегодня, как никогда, она, молча, внимательно наблюдала за мужем. Пообщавшись с сыном, он удалился к себе в кабинет и долго, почти не шевелясь, сидел за своим письменным столом. Его грустный взгляд был сфокусирован внутрь себя. О чём он думал? Об одиночестве, поселившемся в его сердце, о радости, которая ушла вместе с Аннушкой, о сыне, который женщину знает только в качестве няни. Сейчас вселилась в него маленькая надежда, что Данила наконец-то будет общаться с родным ему человеком – бабушкой. И он сможет спокойно работать. Работать много, чтобы их сын не нуждался ни в чём, чтобы у него было всё. Хотя в глубине души он считал, что в чём-то неправ, что деньги не заменят воспитание и любовь, но… без них никак. И в то же время самому надо что-то осознать такое, что направит его жизнь в нужное русло.
