Здесь, в тёмной холодной избе, у маленькой старушки, болевшей чахоткой, проживала семья Сац. Дом устало клонился ближе к земле, ветер в любое время года гулял по комнатам за неимением стёкол в окнах, но молодые влюблённые чувствовали себя здесь семьёй. Они познакомились во Франции: студентка мединститута Анна Щастная и студент Московской консерватории Илья Сац. Он знал лично Льва Толстого, и по его поручению раздавал деньги бедным и несчастным, за что пал в немилость перед лицом государства – бежал во Францию скрываться, когда царская жандармея прознала: открывая столовые для голодающих, молодой музыкант Сац декларирует перед крестьянами свободу мысли. На его пути была вся Европа, с её величественной архитектурой, памятниками и, конечно, летящей музыкой. Молодой бунтарь познавал этот мир чужбины и писал свои первые музыкальные опусы для виолончели. А она, по-европейски милая красавица, пела, просто сладко пела русские арии между занятиями в медицинском университете. Да так сладко пела, что любовь пронзила сердца Анны и Ильи с первой оперетты и связала в одно целое прочно на долгие годы. Годы странствий по Европе подходили к концу и молодой виолончелист, имея на руках билеты на Родину – в Москву, решил переиграть судьбу. Дома его ждал неминуемый арест, приказ царя на ссылку и вечное забвение. А как же речи о свободе? А как же музыка, которая ещё продолжала бесконечным потоком вылетать из-под пера музыканта? Обняв свою суженую, взяв гордо чемодан, Илья Сац добровольно ликвидировал себя в Сибирь, в Иркутск. Если человек и имеет выбор, то это выбирать место наказания. Сына родители лишили всяких средств к существованию, находя его образ жизни крайне безумным, необдуманным и даже постыдным – дружба с европейскими революционерами это чёрная метка на всю семью до пятого поколения вперёд. За любимым в такую же немилость впала и Аннушка, явившись надушенная французским шиком и европейским воспитанием в разваленный дом на окраине Иркутска спустя год. Дочь генерала, а всё туда же – в безумие, в неизвестность, бедность. Но если бы и не эти три кита тяжёлой жизни бунтарей всех времён и народностей, то так бы и хворал в доме чахоточной старушки где-то в Сибири будущая звезда московских театров. Один, без сил. Внезапная болезнь, неустоявшая перед переменой климата, рождала те музыкальные миры, которых не было в реальности Ильи Александровича. Засохшие чернила шаркали по нотному стану, руки замёрзшие, дрожа, взмывали в воздух и он управлял несуществующим оркестром через силу. Иначе не мог. Без музыки она, в общем то, жизнь существует? Для него нет и никогда. Между чахоткой и лихорадкой зарабатывать молодому музыканту доводилось, преподавая музыку в Императорском музыкальном училище, и этим, хотя бы этим, вытягивать себя из плачевного состояния. И вот она любовь, прямиком из Италии явилась трудными путями в Иркутск.
Анна подняла свои спокойные, влюблённые глаза к потолку комнаты, слушая, как от одного лишь вздоха полы под ногами начинают скрипеть, кашлять. В комнатке в любое время суток, погоды и времени года стоял угнетающий мрак. Не спасала даже большая керосиновая лампа.
– И тут ты хочешь жить? – поцеловав в лоб своего болезного Илью, спросила она, боясь даже присесть на край кровати. Развалится же. Или она, или мебель.
Сац свою возлюбленную скромно приобнял, исцеляясь её душистыми волосами.
