– Простите, товарищ, – услышал он голос у себя над головой.
Авакумыч вздрогнул и сел на полу. Голос принадлежал женщине. Невысокая, плотная, как бочонок меда, а ноги худые. У нее были остриженные соломенные кудри, нахальный вид и маленькая грудь. Волосы напоминали опилки. Она понравилась Александру Авакумовичу.
– Че? – Устыдившись, что его видят в таком положении, спросил он гостью. Авакумыч заметил, что лет женщине тридцать с небольшим, у нее карие глаза, аккуратный нос и красивая осанка. Она была похожа на украинку или на казачку с Дона.
– Меня зовут Лиля. Где мне найти завхоза? – спросила женщина. Про себя она отметила, что у мужчины приятные синие глаза, а над потертой веревкой, заменяющей ремень, валиками нависают круглые бока.
– Я не завхоз. Завхоз будет в десять, – сказал Александр Авакумович, констатируя свою незавидную судьбу.
– А можно я здесь подожду? – Спросила Лиля.
– Ждите, – ответил он. Никакого раздражения не отразилось на его высоком челе. Кашляя, Авакумыч поднялся с пола и равнодушно пожал узкими плечиками.
Сидеть можно было или на верстаке или на раскладушке. Лиля выдвинула раскладушку, аккуратно расправила строгую темную юбку и уселась на вымытую временем зеленую ткань. Она бросила быстрый взгляд на миниатюрные часики: «Полтора часа» – выдохнула Лиля. «Полтора часа» – повторил Авакумыч и уставился на носки своих вельветовых тапок.
Через полгода Лиля и Авакумыч поженились. Сангвиник и меланхолик, крайний верх и крайний низ. Лиля оказалась энергичной и деятельной.
Она родилась в Екатеринбурге в 43-м. Ее родители, педагоги, были заучками с возвышенными идеалами, безумными мечтами и бардаком в комнате в коммунальной квартире. Гоняющие чаи по ночам, не дающие спать маленькой Лиле. Замкнутые на себе и своих идеалах, близорукие, неприспособленные к жизни мечтатели.
До Лили у них была дочка – Маша. Старшая сестренка погибла в 44-м. Лиля ее как бы заменила. Их сравнивали. Вот Маша никогда бы так не поступила (откуда они знают, ей было 3 года, когда она умерла). Мертвая Маша витала в затхлом воздухе комнаты фантомным первообразом, недостижимым совершенством. Маленький осуждающий бог в безрелигиозном мире. Сколько Лиля себя помнила, она старалась наружу и злилась внутри.
В детстве иметь новые колготки было радостью, мясо – блаженством. Родители отщипывали треть своей порции и давали ей. Это помогло Лиле вырасти здоровой. Еда равнялась счастью. Счастье сесть за шкафом, положить на пол подушку в грязной наволочке, с непонятно кем и когда вышитыми васильками, и есть бутерброд: черный хлеб, лист капусты, тонкий кусок сала и соль. Можно есть долго и вдумчиво, пока тебя обнимает мягкая темнота.
Потом к еде добавились стихи. Стихи как разыгрывающаяся перед тобой красочная картина. Целый яркий мир с интригами, переживаниями. Неподдельный экстаз теснит твою девичью душу. Здесь ты и Керн, и Гончарова, и Полина Виардо. Гуляешь по сумрачным зимним аллеям в красивой меховой муфте и атласном платье, танцуешь на балах, и душа замирает от предчувствия прекрасного.
Первую любовь звали Володя. Он был зеленоглазым, широкоплечим и мог тридцать раз подтянуться на турнике. Володя громко пил, раскатисто смеялся и стрелял глазами. Лиля сразу отдала ему сердце.
Володя был женат. Не на зашкафной Лиле, а на отличнице, на девушке из института, смелой, спортивной, поражавшей высоким ростом и тугими формами. Африканская львица. Сильная, пластичная, солнечная. У них рос сын. Лиля решила: чтобы победить львицу, ей надо стать отличницей. И стала. Поступила в институт на филолога. Принесла ему золотую медаль как сорока в клюве. В награду за труды Володя лишил ее невинности. Увлек за руку по разбитым подвальным ступенькам в темный угол. Он сделал все быстро, как зубы почистил. Он торопился, а в конце поцеловал ее в макушку – смачно, с чувством.
