– Он сильно злится?
– Думаю, надо приготовиться к худшему. Но ты поступила правильно. Я говорю искренне.
– Разумеется. Идея же твоя.
– Да, – признал Лексос и посмотрел сестре в глаза. – Ты спасаешь семью, Реа. Нашу страну. Вот что самое важное.
Она не ответила, но ее взгляд опять казался пустым, что тревожило Лексоса.
– Не забывай об этом, хорошо? – сказал он. – Не позволяй речам отца повлиять на тебя.
Дверь в кабинет стратагиози была приоткрыта. Васа мерил шагами комнату. Лексос выждал минуту-другую, чтобы сосредоточиться и принять подобающий вид, который ожидал от него отец, рассерженный, потрясенный и разочарованный сыновьим непослушанием (или, как сказал бы Васа, предательством Реи).
Юноша ободряюще взглянул на сестру, расправил плечи и быстро переступил порог кабинета, увлекая Рею за собой.
– А-а-а! – протянул Васа и развел руки в стороны. – Наконец-то. Мои старшие дети. Мое счастье и гордость.
Душа Лексоса ушла в пятки. С Васой непросто сладить, когда он на взводе, но такой – наигранно-ласковый и язвительный – он куда страшнее.
Юноша затворил дверь, Васа приблизился к Рее, чтобы заключить дочь в железные объятия. Она зажмурилась и стиснула кулаки так, что побелели костяшки.
– Молодец, куколка, – прошептал Васа. – Какой выбор ты сделала! Какие узы порвала! – он отпустил ее и оттолкнул.
Реа пошатнулась и едва не упала. Лексос с трудом сдержался, чтобы не ринуться к девушке.
– А я вырастил уникальную женщину. Во всем мире нет тебе подобной, сердце мое.
Когда Васа кричал, его можно было усмирить извинениями и подхалимством, но Лексос пока не нашел способа унять «сахарную» ярость. Реа выглядела потерянной и шлепала губами, не представляя, что сказать.
– И чем я обязан столь приятному сюрпризу? – спросил Васа.
– Я…
– Вероятно, ты не поняла инструкции? Не разобрала имя, которое я отправил тебе в записке?
– Нет, я не…
– Или забыла? В любом случае получается, что за твоим хорошеньким личиком скрывается не слишком острый ум, верно, куколка?
Васа взял дочь за подбородок, со стороны жест мог бы показаться ласковым, если бы Лексос на заметил, как голова сестры дернулась в сторону.
– Я не забыла, – медленно и задумчиво ответила Реа. – Я хотела… решила…
Лучше бы она молчала: Васа жаждет объяснений, но правду ему сказать нельзя. Реа не хуже Лексоса должна понимать, что отец увидит в ее поступке страшное предательство, заговор против него. Васа не способен осознать, что дети пытаются защитить его, а не уничтожить. Чем же объяснить ее решение? Некомпетентностью? Или…
– Я ничего не могла поделать, – пролепетала Реа. – Васа, я влюбилась.
Ложь прозвучала достоверно, но взбудоражила Васу, растопив показную сладость.
– Влюбилась? – фыркнул он. – Ты обрекла и его, и нашу семью, – Васа кивнул на письменный стол, заваленный пергаментом, бумагами и чернильницами. – Сядь.
Реа покосилась на Лексоса, но тот молча пожал плечами в ответ. Васа наблюдал за близнецами. Если бы он заметил сочувствие на лице сына, точно наказал бы обоих.
Реа с трудом опустилась на деревянный стул с резной спинкой. Она выбрала красивое платье на церемонию, но такое пышное, что сидеть в нем было неудобно. После того как девушка устроилась на сиденье, сцепив руки на коленях, Васа снял черную кожаную перчатку и протянул Лексосу.
– Я скажу, когда остановиться.
Лексос искал в лице отца хотя бы тень сомнения, надеясь, что Васа смягчится, но видел только каменную решимость и непроницаемый взгляд. Он не объяснял вслух, чего ждет от сына, но Лексос уже обо всем догадался.
