– Галина, вы в порядке? – спросила я, заглядывая в просторное помещение с громадной джакузи. – О! Мои духи!
Горничная упала на колени и ткнулась головой в пол.
– Не губите меня, случайно разбила флакон, не заметила его на умывальнике.
Я бросилась поднимать ее.
– Встаньте немедленно!
Но Галина вцепилась руками в ножку консоли, на которой лежали махровые полотенца.
– Нет, буду так стоять, пока прощения не вымолю. Христа ради, не жалуйтесь хозяйке! У меня дочка больная, мужа нет, родителей тоже, одна на своих плечах девочку-инвалида тяну. В Тамбовске работу не найти, мне несказанно повезло, что я к Марине Ивановне устроилась. Уволит она меня – подохнем обе с голоду, лекарства для Вари дорогие, она без них не жилица.
Я присела около горничной на корточки.
– Что случилось? Почему вы в истерику впали?
Галина оторвала голову от пола, выпрямилась и шмыгнула носом.
– Неужто не понимаете?
– Нет, – честно ответила я.
– Духи ваши грохнула, – простонала прислуга.
– Соберите аккуратно осколки флакона, – попросила я. – Не хочу пораниться, когда встану босиком на плитку. И впредь будьте внимательней. Вот и все.
– Не сообщите Лавровой о моем проступке? – прошептала Галина.
– Зачем? – удивилась я. – Пузырек разбился, от кляузы он целым не станет. В некотором роде я сама виновата – не следовало оставлять флакон на рукомойнике, надо было убрать в шкафчик.
– Парфюм дорогой, – прошептала горничная.
– Наверное, – пожала я плечами. – Точную цену не знаю, мне его Степан презентовал.
Галина схватилась за голову.
– Ой, ой, ой! Я раскокала подарок вашего мужа, нет мне прощения!
– Успокойтесь, – попросила я, – Дмитриев просто мой приятель. Происшествие пустяковое, давайте его забудем. Спасибо за полотенца, сделайте одолжение, займитесь своими делами. Мне тоже пора за работу.
Горничная принялась шмыгать носом.
– Я переживаю, мучаюсь из-за своей неловкости, голова прям заболела.
Я выпрямилась.
– Уважаемая Галина, вы разбили мои духи, я не злюсь, не собираюсь жаловаться, но утешать вас у меня времени нет.
Горничная оперлась о раковину, начала подниматься, но ее пальцы соскользнули с белого фаянса. Чтобы не потерять равновесие, она замахала руками, задела мою открытую косметичку, стоящую на полке. Та свалилась на пол, из нее вылетели стеклянный дозатор с тональным кремом, палетка теней, жидкие румяна в пузырьке, пудренница, губная помада, тушь…
Галина закрыла лицо ладонями и зарыдала.
Я уставилась на пол. «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями».
– Мне конец! – зарыдала неловкая баба. – Лучше сразу из окна выброситься, тогда Варю в интернат возьмут, хоть покормят там раз в неделю. А если мать жива, ребенку нечего на помощь от государства рассчитывать, загнется от голода с безработной родительницей.
Я развернулась и пошла к выходу.
– Я прыгну из окна! – выкрикнула Галя.
– Перед тем, как лишить себя жизни, уберите в ванной, – спокойно сказала я. – Аккуратно соберите осколки и вымойте пол, по которому размазана моя косметика…
– Вы на меня сердитесь, – заныла горничная. – Боже! Что сделать, чтобы заслужить ваше прощение? Что? Я повешусь!
– Вроде вы собирались сигать с балкона, – не выдержала я. – Уж определитесь со способом суицида.
– Вам все равно, что будет с моей больной дочкой, когда меня понесут на кладбище? – неожиданно спросила Галина.
Я посмотрела на нее.
– Я отойду на некоторое время, а когда вернусь, надеюсь увидеть ванную убранной.
