Все закивали. Ева взяла меня за руку:
– Будь осторожен, ладно?
Я сказал, что буду, выглянул и пытался понять, как Элена забралась наверх. Дерево почти задевало крышу, но по нему она не могла вскарабкаться, разве что его ветви наверху раздваивались. После дерева она должна была схватиться за что-то еще.
– И вы говорите, она быстро залезла?
– Очень, – ответил подавленно Даниель и провел рукой по своей бритой голове.
Я решил, что времени на раздумья нет, раздвинул растительность, насколько это было возможно, перелез через перила и схватился за ствол дерева. Я нашел выступ для ног, чтобы на него опереться, полез дальше и зацепился за одну из веток.
Мне пришлось распрямиться, опереться на ноги и ненадолго отпустить эту ветку, чтобы уцепиться за другую, а потом – за выступ на фасаде.
Я оттолкнулся от дерева и стал ползти, ползти, ползти, пока не дополз до конца.
У двускатной крыши не было сильного наклона, но я все равно поскользнулся на паре черепиц и подумал, что было бы просто гениально упасть уже на финишной прямой, просто оступившись.
Я отошел от края и заметил Элену, которая сидела у стеклянной крыши и смотрела на меня сверху. Она все еще сидела, подтянув колени к груди, распущенные русые волосы завивались на плечах, на ней были все те же самые кроссовки, в которых я ее видел, когда она не носила обувь для скалодрома. На ней был топ, в котором ей, наверное, было холодно, и капри, которые она, скорее всего, пожалела, что надела.
Пока я потихоньку приближался, внимательный к каждому своему шагу, она в недоумении наблюдала за мной, и вот наконец я сел рядом с ней.
Внутренний дворик остался внизу. Фонари еле-еле освещали самые высокие ветви деревьев, достающие до самой крыши. Между листьями проглядывали блики оконного света.
А впереди – Мадрид.
Множество освещенных дорог, золотистые здания, ясное темное небо без единой звезды и огни, сотни огней.
На несколько секунд у меня перехватило дыхание.
Затем локон Элены вырвался на волю и легонько коснулся моей шеи.
Я повернулся к ней и вспомнил, почему она забралась наверх, на эту крышу, без какой-либо страховки.
– Ты залезла на мою крышу, – бросил я.
– Ага.
Я посмотрел на дворик, на остальные крыши, на здания; обычно, чтобы это все увидеть, нужно было задрать голову…
Я не совсем понимал, что должен был сказать, что убедить ее спуститься.
– Я до этого здесь никогда не был, – прошептал я.
– От этого вида захватывает дух.
Я снова повернулся, чтобы посмотреть на Элену. Ее глаза блестели. Ветер был слабый, но накатывал волнами, время от времени раздувая ее волосы; ей приходилось убирать их с лица.
– И правда, – признал я и снял с себя куртку, чтобы отдать ей.
Элена посмотрела на нее так, как если бы я протягивал ей сковородку.
– Тут прохладно, – пояснил я.
– Я думала, ты пришел, чтобы спустить меня, – отозвалась она.
– Ты нас слышала? – спросил я.
Казалось, она за нами не наблюдала, но, возможно, звуки доносились через открытый балкон…
Она покачала головой. У нее было особое выражение лица, отрешенный взгляд, наводненный всеми этими городскими огнями, пустой и в то же время переполненный всеми этими темными пустотами, из которых рождаются золотистые искры.
– Я вас не слышала, но вижу, что они там внизу нервничают, – ответила она, наблюдая за нашими друзьями по ту сторону стекла.
Все трое в ожидании смотрели наверх.
– Надень куртку, Элена. Холодно, – повторил я уже мягче.
