В координатах мифа - страница 7
– Ну, давай, десантура! Рискни «на ура»! —
Во дворе пацаны. И куда тебе деться? —
Ты летишь в трын-траву, на которой роса…
Так любая судьба начинается с детства,
как родной алфавит начинается с «А».
Ты пока черновик. Ты еще не дописан,
до конца не обжит, не зачитан до дыр…
Утро тлеет, алея, как ягода тиса.
Ты крупнеешь, но мельче становится мир.
Небо больше не пахнет грозой и рябиной,
подмороженным яблоком, ливнем грибным…
И теперь ты краснеешь за «подвиги» сына…
Время спит. Полутени свиваются в дым.
«Зайцы»
Бродит вечер по городу праздным скитальцем.
Спеет май. Во дворах зацветает сирень.
Мы садимся в трамвай – безбилетные «зайцы».
За душой – ни шиша, в головах – дребедень.
От того ли, что в воздухе терпко и звонко,
потому ли, что кровь будоражит весна,
так охота в подъезде поджечь фотопленку
и соседку-гюрзу оплевать из окна…
– Извините, пожалуйста, не обижайтесь!
Будет время покаяться в этих грехах.
Мы для мам и для пап – ненаглядные «зайцы».
Все еще впереди. Все пока впопыхах.
Мы еще на себя до конца не похожи.
Но все тише и вкрадчивей шепот листвы…
– Извините, пожалуйста, те, кто дороже
всех и вся…
но не все уже слышат, увы…
Память теплой ладонью к щеке прикоснется,
пощекочет виски – по-цыплячьи желта,
как пушок над губой возмужавшего солнца,
как смолистая плоть молодого листа,
из которого вызреет спелое лето…
– Оглянитесь, пожалуйста, снова весна…
но неловко в трамвай заходить без билета…
и в подъезде дымить…
и плевать из окна…
Где-то бесконечно далеко…
Где-то бесконечно далеко,
где светло и радостно до дрожи,
мы с тобой – чисты и тонкокожи —
шлепаем по лужам босиком.
И плевать, что двойка в дневнике!
Облака, как сахарная вата.
На стакан воды из автомата
три копейки сжаты в кулаке.
Дома, всем смертям наперекор,
суетятся бабушка и мама.
Краденое счастье из кармана
падает стыдливо на ковер…
а потом…
не то чтобы черта,
и не то чтоб даже и преграда…
просто миг – и ничего не надо,
просто вдруг не видно ни черта.
Топчешься, не помня о себе,
кулаком в чужие двери лупишь…
в темноте нечаянно наступишь
на ногу растерянной Судьбе…
– Это ты?
а может… это я? —
Все мы так похожи-непохожи…
Как тепло…
и радостно до дрожи,
будто видишь с берега маяк…
будто «бесконечно далеко»
очень даже близко…
дома – мама…
мятный леденец под языком…
много счастья —
полные карманы…
Памяти мамы
…И когда онколог развел руками…
и хлестнула черная полоса
по судьбе… и дымными облаками занесло
больничные корпуса —
в жуткий миг, когда умерла надежда
и пахнуло ужасом и концом,
этот мир остался таким, как прежде!
– Так хотелось плюнуть ему в лицо!
…И меня шатало – от слез и водки.
Сигаретный пепел летел в глаза.
Пьяный двор качался разбитой лодкой.
– Мама, сколько нужно тебе сказать!
Сохранить тебя – до последней пяди!
…А потом… моя неживая тень
наступала на ноги тем, кто сзади —
в похоронный хмурый осенний день.
Только боль – по горло, тоска – по пояс
да в пустынном небе – никчемный свет.
Так чего-то ждешь, опоздав на поезд,
и ненужный держишь в руке билет…
…И опять рождается по привычке
новый март, готовый пуститься вскачь.
Акварельно, ветрено и синично!
Несомненно, время – хороший врач.
Но со мной – мои «болевые точки».
И как нерв искрящий – моя звезда,
невзначай застрявшая в междустрочье.
И «кривая» вывезла не туда.
И до боли ясно – не быть Поэтом
(что ни слово – рублено топором)…
– Только, мама… где же твои заветы?
Где-то там – у вечности под ребром?
Ты прости, во мне тебя слишком мало,
Похожие книги
