Не редкость было видеть на главных улицах граммофон, установленный на возвышении.
– Внимание, товарищи! Сейчас товарищ Ленин произнесет пред вами речь о русской революции! – возглашает агитатор.
И вслед за этим из гигантской граммофонной трубы вы слышите речь самого Владимира Ильича. Прохожие, извозчики, автомобили – все это останавливается, чтобы шумом своим не мешать вождю коммунистической революции вещать огненные слова.
За Лениным говорят Троцкий, Бухарин, Луначарский…
По улицам целыми днями шныряют агитационные автомобили, разбрасывающие коммунистические газеты и брошюры.
Красные, казалось, самый воздух насыщали коммунистическими бациллами, чтобы отравить ими возможно больше простодушных людей…
Побывал я и на кладбище. Там есть особая часть – место упокоения героев Гражданской войны. При Деникине эта часть кладбища, называвшаяся военной, была очень заботливо охраняема. Дорожки всегда были тщательно расчищены, сторожа смотрели за могилами, поливали и подстригали дерн, чьи-то нежные руки приносили на могилы героев цветы. Над могилами стояли памятники с надписями, говорившими, что «поручик такой-то пал смертью храбрых в бою с народными палачами», «корнет такой-то пал в бою с красными насильниками», «спи спокойно, народный герой, за тебя отомстят!» и пр. Эти контрреволюционные могилы и теперь, при большевиках, не были забыты. Сторожа по-прежнему охраняли покой белых героев, чьи-то нежные руки тайком и теперь приносили цветы. У могил можно видеть нередко красноармейцев. Многие из них без шапок, по-христиански обходят стройные ряды могил и читают надгробные эпитафии. Большевики не посягнули на святость могил. Особый отдел знал, что многие надписи слишком кричат о своей ненависти к красному движению, но все же екатеринодарские комиссары не рискнули уничтожить это контрреволюционное гнездо. Мертвые им были не страшны, а надписи… надписи еще успеют, вероятно, уничтожить.
За кладбищенской оградой, на площади, есть красное братское кладбище. Тоже стройные ряды могилок, тоже заботливо убранные, тоже цветы, кем-то брошенные. Над одними могилами стоят кресты, другие без крестов. Здесь тоже есть надписи, говорящие о жажде мести за смерть товарищей, тоже указывается, что «под сей плитой спит вечным сном народный герой, погибший в бою с белогвардейцами такого-то числа».
Два мира у живых – белый и красный. Те же два мира у мертвых…
Верстах в семи от Екатеринодара, в сторону станицы Елизаветинской, есть ферма, прозванная корниловской после того, как там погиб Лавр Георгиевич Корнилов. Я выбрал денек и отправился поклониться месту, где окончил свою жизнь благороднейший русский патриот. Ферма была подремонтирована, и в ней помещалась трудовая интеллигентная земледельческая коммуна. На стене домика была прибита дощечка: «Здесь красной гранатой убит вождь Добровольческой армии генерал Корнилов». Указывается дата. Я не знаю, кто прибил эту историческую надпись. Возможно, что красные. Корниловскую ферму посетил чуть ли не весь красный Екатеринодар. Красные воины любопытствовали взглянуть на место, связанное с именем Корнилова, о котором в Красной армии одно время очень много говорили и сплетали целую гирлянду легенд.
Встретил я на улице как-то старого-старого знакомого, товарища по перу, универсанта. Обнялись, расцеловались.
– И ты в плену? – спрашиваю.
– Как в плену? А ты в плену разве? – удивился знакомый.
