Но Элен снова схватила его за руку.
– Не ходи, Тедди. Ты уж точно не сможешь на него повлиять, только впадешь в какой-нибудь транс и испортишь все дело. Пойдем обратно, сейчас как раз время ужина. – Эдвард заколебался, и она решила его отвлечь, произнеся волшебные слова: – — Как ты себя чувствуешь после сегодняшнего обморока?
Эдвард немедленно развернулся и пошел за ней.
Вечером гости сидели на террасе, смотрели на реку и втирали крем в обгоревшую кожу. После напряженного дня все расслабились и притихли. Только Элен весело и беззаботно щебетала, вызывая всеобщее раздражение и жалость. Белла кормила печеньем свою собачку, маленькое белое существо по кличке Боббин, неподвижно сидевшее с открытой пастью, куда попадали кусочки печенья, ловко брошенные хозяйкой. Эдвард решил его попробовать.
– Довольно вкусное, только немного жестковато. Это оно входит в рацион наших солдат?
– Эдвард, что ты делаешь? Разве его можно есть? Оно же делается из всякой требухи.
Пета громко засмеялась. Эдвард позеленел.
– Вы действительно думаете, что там есть конина и всякие внутренности?
– Конечно, есть, – подтвердила Клэр. – Это указано на упаковке.
– Мерзкие шевелящиеся кишки, Тедди, пропущенные через мясорубку!
Схватившись за живот, Эдвард пулей вылетел с террасы.
– Ну вот, Пета, опять ты его расстроила, – недовольно произнесла Белла. Однако ее слишком разморило, чтобы подняться с кресла, и она лишь бросила тревожный взгляд в глубину дома. – Надеюсь, он сообразит принести приемник. Надо послушать новости. Который сейчас час – минут двадцать девятого?
Следующие двадцать минут она волновалась и брюзжала, не предпринимая, впрочем, никаких активных действий, однако вскоре угомонилась, увидев, как из дома выходит ее внук, целый, невредимый и с приемником в руках. Поставив его на перила балюстрады, он гордо объявил:
– Меня просто вывернуло наизнанку!
– Что-то не похоже, – засомневалась Пета.
– Тогда что, по-твоему, я делал все это время?
– Был в трансе, наверное.
Эдвард слегка побледнел, но быстро оправился.
– Вряд ли, потому что я все прекрасно помню. Я заправлял пленку в свой фотоаппарат. Он лежал на передней террасе, и я вспомнил, что хотел завтра поснимать малышку.
– Так, значит, тебя не тошнило!
– Ну, не все же это время меня выворачивало.
Элен всегда слушала новости, причем с неподдельным интересом. Она даже немножко гордилась собой и своим интеллектом, поскольку женщин обычно не слишком волнуют военные сводки. Поэтому, когда Антония, уже уложенная в кроватку, вдруг горестно подала голос, Элен в отчаянии посмотрела на родственников.
– Вот некстати! Теперь я пропущу новости!
Клэр немедленно вскочила на ноги.
– Я схожу к ней, Элен.
В душе Элен предпочла бы, чтобы Клэр и близко не подходила к ее ребенку, но обнаруживать свои чувства было глупо и недостойно. Поэтому она вежливо произнесла:
– Хорошо, спасибо. Боюсь только, тебе придется ее переодеть. В любом случае ее горшочек под кроваткой – такой розовый, с медвежонком.
– А где же Стивен? – забеспокоилась Пета, когда Клэр ушла в дом. – Он сказал, что вернется около девяти. Я велела ему идти по лужайке, чтобы дед не увидел его из окна и не затащил к себе.
Войдя в холл, Стивен остановился у двери гостиной. Там стояла Клэр, недовольно взирая на осколки, пролитую воду и цветы, разлетевшиеся по паркетному полу. Взглянув на портрет, украшенный венком, он спросил:
