В логове коронавируса - страница 24

Вместе с братьями у деда с бабкой постоянно крутилась внучка Танька, дочь старшего сына. Шустрая весёлая девчонка с большими, слегка на выкате, будто выдавленными, зелёными глазами, за что соседские мальчишки дразнили её лягушкой. Дед, бывало, Таньку жалел, поглаживая по голове: «Любовька ты моя растоптанная, ангел болотный». Двоюродная сестра оказалась заядлой рыбачкой и показала братьям все самые уловистые места в окрестностях. Её мать работала на молокозаводе и пару раз они втроём ходили туда за сывороткой для поросёнка. Тётя Зоя накладывала поллитровую банку настоящего мороженого, закрывала плотно крышкой и ставила банку в бидон. Потом заливала в него сыворотку, и счастливая троица с полным бидоном без проблем проходила мимо сторожа, кемарившего в заводской проходной. Дома сыворотка доставалась поросёнку, а с мороженым они уходили на Волгу.

Жили старики небогато, выручали корова и куры. Любимым лакомством мальчишек была картошка со сливками, томлёная в глубоком чреве русской печи в глиняной крынке. По случаю приезда внуков и отъезда домой резали курицу. Летом дед неделю пропадал в лесу, косил сено для коровы на зиму. Возвращаясь, приносил троим внучатам по букетику земляники.

Иногда вечерами старики с внуками садились играть в домино. Дед негромко своим мягким баритоном запевал, Танька с бабкой подхватывали бодрую песню, которую в Оренбурге братья ни разу не слышали:

Быстры, как волны, все дни нашей жизни.

Что час, то короче к могиле наш путь…

Однажды гостили на Волге зимой. Катались с высокой крутой горы на речной лёд: набивались в дровни человек по десять, друг на дружку, и летели с обрыва так, что дух захватывало. Вечером после катания бабка, глядя на возбуждённых внуков, вспоминала Чкалова, с которым, оказывается, в детстве жила на одной улице: «Отчаянный еретик был, с самой кручи летал. Дальше всех, на самую середину Волги». Еретик – это было любимое бабкино определение, несущее множество смыслов. В нём таились одобрение и восхищение или напротив, порицание и презрение. Истинное значение в каждом отдельном случае прорастало из контекста и интонации сказанного.

Один раз на Троицу дед со своим баяном приехал в Чкалов. На праздничную гулянку собралась городская родня. Все по материнской линии. Ещё до войны, спасаясь от коллективизации, из Ульяновской области в Оренбург перебралась мамина семья. Дед был хорошим печником, каменщиком, в строящемся городе устроился хорошо. Сначала жили на съёмных квартирах, потом купили дом в Новостройке. Вслед за ними потёк ручеёк племянников, всеми правдами и неправдами выбиравшихся из родного села. Работали тоже в основном каменщиками, постепенно обзавелись домами. Осели в городе двумя группами: в Новостройке и на Сырейке, по праздникам по очереди ходили друг к другу в гости. Был ли общественный транспорт в те годы, Сергей не знал. Это понятие стало осознанным только с появлением троллейбусов. До троллейбусов он ощущал себя исключительно пешеходом. И в новостройку ходили пешком. Ходили напрямую, через вагонное депо, пересекая железную дорогу на Москву. Пролезая под многочисленными вагонами, стоявшими на деповских путях, взрослые весело предупреждали друг друга: «Осторожно, не дай бог поезд тронется». Близкая опасность будоражила детскую душу, особенно на обратном пути, когда возвращались уже в темноте.

Дед тогда с частушками разошёлся так, что детей выгнали из-за стола на улицу, чтобы те не слушали его музыкальных похабств. Не хотелось уходить от пирогов с капустой и рыбой, от тазика с пельменями, где ещё изрядно оставалось ушастых бесхвостых головастиков, от квашеного в капусте тонкокорого арбуза, такого вкусного, что можно было, увлёкшись, съесть кусок вместе с коркой. Да и толку-то не было: разухабистый матерок поддавшего деда слышался на всю округу, соседи потешались от души, сидя на лавочках около своих домов. Потом гулянка переместилась во двор, под баян в круг вышла двоюродная мамина сестра Клавдия, черноокая и тёмноволосая красавица, ярко накрашенная, наряженная цыганкой, в длинной юбке, с алой розой у виска. Веселье вошло в самый разгар, шутливая куплетная перепалка, казалось, никогда не найдёт завершения. Накричавшись и наплясавшись, уселись за стол, и дядя Вася, муж тёти Клавы, самый старший из городских родственников, худощавый, с седыми висками, высокими залысинами, прикрытыми редкими, зачёсанными назад волосами, прямым красивым носом, на котором пучком завивались три чёрных волоса, ласково обнимал жену и говорил: