Последним выступал худенький длинноволосый парень лет восемнадцати:
– «Когда под натиском врагов полки России отступали, и черный гнев в ночной покров…»
На первых рядах зашумели. Кто-то свистнул. Пожилая дама тонким голоском выкрикнула:
– Не надо нам тут шовинизма!
Парень запнулся, а Нивецкая быстро сказала в микрофон:
– Можно еще много выступать, но пора чествовать поэта. А где чествовать, как не на пиру! Всех просим пройти в соседний зал.
– А почему, собственно, шовинизм? – громко спросил Олег.
– Не заводись, – оборвала его Ирина. – Пошли!
Все поднимались с мест и выходили из зала. В фойе стояла Вика.
– Как ты, подруга? – Ирина тронула ее за плечо. – Даже к телефону не подходишь.
– Весь вечер вчера дома была, – удивилась Вика.
Подошел Артамонов. По-свойски обнял Вику и Ирину за талии, чмокнул обеих в щеки:
– Ну, как, красавицы мои! По-моему, нормально прошло. Что ж, теперь можно коньячку себе позволить. – И посмотрел на Олега.
Со второго этажа по лестнице спускались Вейтер и молодой человек в черной водолазке, угрюмый и неприветливый.
– Виктория Георгиевна! – Вейтер окликнул Нивецкую: – Что у вас сегодня? Вечер поэтов? Отлично! А послезавтра у нас собрание прессы. Очень надеемся, что вы выступите. Да? Отлично.
Вейтер говорил что-то еще, уже совсем тихо, а молодой человек стоял рядом, недовольным тяжелым взглядом рассматривал публику и теребил ворот водолазки.
В углу зала полная дама громко выговаривала длинноволосому парню, выступавшему последним:
– И в такое переломное время вы зачем-то вытаскиваете из чулана всю эту рухлядь и еще начинаете ею любоваться! Весь этот хлам давно должен быть выброшен. Это отравляло жизнь миллионам людей!
Парень внимательно посмотрел на даму и выкрикнул:
– Да кто вы такая, чтобы меня учить? Откуда вы взялись?
Ирина схватила Олега за локоть и повела в следующий зал. Публика стояла у накрытых столов с поднятыми бокалами. Выступающий говорил о нежных струнах артамоновской поэзии и предложил выпить за дам. Слово тут же взял Белкин. Объявил, что гении нынче вообще-то есть, и многозначительно оглядел присутствующих, будто ждал, что они догадаются, о ком идет речь.
В конце июля Борька взял отпуск на неделю и укатил на рыбалку. Как раз в это время приехал заказчик из Челябинска и заявил, что в их разработку надо срочно вносить изменения. По ходу дела выяснилось, что в документации есть ошибки Борькиной лаборатории. На совещании в министерстве Олег попало за весь институт. Он злился, что его самым наглым образом подставили – и начальство, и Борька. И как раз в это время Веселов рассказал ему, что Ирина собралась увольняться. По-хорошему, надо было бы позвонить ей и расспросить, как да что. Но не захотелось.
Через пару дней Ирина позвонила сама:
– Слушай, у меня к тебе дело есть. Зашел бы поговорить. Я теперь в доме напротив, на новом месте.
– Это как? – не понял Олег.
– В окошко тебя вижу, – развеселилась Ирина. – Сейчас раму открою и рукой помашу. Не, заклеена, зараза. Ну, я – через улицу. Прямо напротив института.
На другой стороне улицы стояла высотка НИИ удобрений. Олег выглянул из окна и увидел возле их подъезда два грузовика.
– А при чем – ты и химия? – спросил он.
– Заходи, узнаешь. Мы с братцем офис сняли. Пять комнат. Пока тут только я и тетка-вахтерша.
– А куда удобрения делись?
– На других этажах. Или – уже в поле. Выписывать тебе пропуск?
