Что, Григорий, почему ты печалишься? Тебе больно смотреть, как им плевать на чужие старания? Шаркая копытами и лапками, спешат употребить и купить. Это ее работа. Но ты все равно хочешь извиниться перед ней, ведь сам наследил минуту назад, спеша к последней нарезке белого хлеба. Никто тебе не мешал упасть на колени, вылизать оставленные следы. Так горестно, но о себе ты подумал? Маленький, ранимый человек… Угораздило же тебя родиться в этом бесчувственном зоопарке.
Они пытались его уподобить себе, обернуть человека в тварь, но он держался, словно гость, и наблюдал с волнительным пренебрежением. Где уважение? Где честь и достоинство? А его никогда и не было. А вроде и было.
Честь – это сколько ударов готов принять, прежде чем согнуться, а достоинство – как глубоко готов упасть в собственных глазах. Отец пытался объяснить это Григорию, но он не слушал.
Год с хвостиком назад Григорию представили стажера. Неказистого дятла с мытыми перьями и клювом без изъянов. Обучение прошло быстро. Столь сакральные трюки и секреты, о которых рассказывают матерые продажники, являются банальной базой холодных звонков и манипуляцией при составлении предложений, псевдопсихология. Григорий умело их использовал для общения с лисичкой, когда уставал от ее нытья. И с матерью. На отце боялся, когда уже было нечего бояться.
А что бы сказала сестра, царствие ей небесное, если бы узнала, кем он стал?
Закаленный рутиной, Григорий перестал обращать внимание на красоту мелочей. Названное обычным таковым и оставалось, шагом к достижению цели. Он спешил и боялся, что не успеет.
Какой цели? Смерти, разумеется. Конечная, без вопросов.
Но какая она придет?
Будет ли он медленно иссякать, пока не удавится, лежа на диване в собственных экскрементах? Его дочь устанет подтирать ему зад – ну, не сын же, тот даст деру сразу, не позволит чужой конечности ставить крест на его жизни. Или он заслужит абсолютно случайную смерть? У той и той есть свои плюсы, которые для неизбежного имеют мало значения.
Или нет. Неважно. Пройдя стойку с деликатесами, Григорий случайно заметил, как сильно поднялась цена на хумус. Он его никогда не любил, но почему-то это расстроило.
Его дед умер именно так. Случайно.
Он служил в армии, поднялся от низшего чина к среднему. Попал на восточный фронт. Вернулся героем. Во время краха предыдущей державы его товарищи спились. А он себе такого не позволил. Хранил дисциплину в представленных войсках, обеспечивал солдат провиантом и теплом в бараках. До конца своей службы он оставался примером для подражания.
Затем появились два барашка на черных машинах. Друзья его товарища, они ему доверились. Привлекли как эксперта по железнодорожным перевозкам, и совсем скоро они начали зарабатывать деньги. Крупные, очень. В целом, из семьи Григория любой мог не работать, и у них все равно бы остались средства на содержание нескольких поколений вперед.
Дедушку Григорий помнил смутно: это был гигантский лось с грубыми скулами, такой же грубой речью, но доброй душой. Он любил чай, сладкое, мармелад, сухарики и конфеты. За столом никогда не засиживался. Съедал свою порцию, при этом утрамбовывая ее хлебом, и уходил в другую комнату смотреть телевизор. Дедушка был открыт для всего нового: он без труда, с помощью Григория и внучки, царствие ей небесное, освоил компьютер. Он предпринял все, чтобы к старости не превратиться в балласт, с которым молодые проводят время добровольно-принудительно.
