– И где он, как вы полагаете? – спросила я, побуждая ее говорить дальше.
– Орландо? – она хмыкнула. – Он восседает на краю какого-нибудь розового облака, болтает ногами и попивает абсент. И общается с кем-то из наших эксцентричных покойных романистов. Например, с Рональдом Фирбанком.
– Не с Шекспиром? – удивилась я.
– Шекспиром? – повторила мисс Мандрил и поджала губы. – Господи, нет! Орландо ненавидел Шекспира. «Разрекламированный навоз» – вот как он его называл. «Буря в свинарнике».
Я чуть не подавилась. Какое счастье, что здесь нет Даффи. Она бы распылила эту женщину на атомы за такую ересь.
– Вижу, ты со мной не согласна, – добавила мисс Мандрил. – У тебя на лице написано. Ну ладно. Полагаю, есть люди, с которыми можно разумно разговаривать, и есть другие.
Ну и как иметь дело с этой женщиной? В один миг она исповедуется мне, как лучшей подруге, а в другой – пускает отравленные стрелы.
Я не могла позволить себе отступить в «высокую башню», как однажды выразилась мисс Мюллет, или тратить время на игры с этим блуждающим разумом. Конечно, она расстроена. Любой бы расстроился, обнаружив труп своего протеже.
– У него есть родственники? – поинтересовалась я. – Кто-то, кому надо сообщить?
– Ха! – гаркнула она.
И больше ничего не сказала.
К тому времени Фели дошла до более спокойных частей «Искусства фуги», и звуки органа теперь не летали и не порхали, а тихо шептали. Я услышала звуки приближающихся шагов.
И это не церковнослужитель.
Это была полиция.
– Констебль Оттер, мисс, – представился голос. Запахло луком. – Прошу вас на пару слов снаружи.
Я бросила взгляд на мисс Мандрил, нарочито перекрестилась (на всякий случай), встала и последовала по проходу за констеблем. На солнце я заморгала.
Отрадно, что у констебля хватило понимания приличий, чтобы прийти за мной в одиночестве.
– А теперь… – начал констебль Оттер, открывая записную книжку и облизывая кончик нестираемого карандаша, и в душе моей воцарился покой.
Должна признаться, люблю, когда меня допрашивает полиция. Я привыкла к тихим беседам с инспектором Хьюиттом, во время которых мне нередко удавалось просветить его в тонких областях химии, а в нескольких случаях и в ряде других вопросов.
Хотя я бы предпочла, чтобы меня допрашивал детектив Бранч, я проявила любезность и по отношению к констеблю Оттеру. Сразу же продемонстрировала готовность сотрудничать.
– А! Наконец вы пришли за мной, – сказала я с восхищением в голосе. – Ничто не оживляет сонный летний день так, как загадочная смерть, не правда ли, констебль?
Надо показать ему, что мне это не в новинку.
У него странно дернулся глаз. Что это, солнце? Или я неверно оценила этого человека?
– Загадочная, мисс? – переспросил констебль.
«Осторожно, Флавия», – подумала я. Этот человек соображает быстрее, чем я предполагала.
– Вы же понимаете, что я имею в виду, – начала импровизировать я. – Утонул, но никто не объявлял его в розыск.
– Откуда вы знаете?
Очевидно, что констебль Оттер – не самый глупый человек. Предвижу его большое будущее.
– Путем умозаключений, – объяснила я. – Иначе искали бы тело – на берегах и в воде.
Констебль Оттер почесал подбородок кончиком карандаша. На коже осталось темно-синее пятно, но я не стала говорить ему об этом.
– Что ж, мисс, – сказал он. – Полагаю, нам стоит оставить подобные умозаключения, как вы это называете, профессионалам: ребятам, у которых есть мозги и микроскопы.
