– Вам, сынок, молодым, нужно все по большому счету, то есть часы, а нас, стариков, больше уже заботят минуты.
– Ладно, пап, что-то твоя философия сегодня печальная. Лучше пойдем и посмотрим, что ты на ней увидишь.
Они вышли на балкон. Было прохладно, даже холодно. Декабрь в Баку, особенно по утрам, часто не радует. Бахруз первым хотел взглядом найти парашютную вышку вообще, и минуты точного времени в особенности.
– Да, что-то и впрямь видно, – напрягаясь, сказал Бахруз.
– 25 минут какого-то времени. И теперь как, бежим в комнату, пап? За остальным? – ехидно улыбаясь, спросил Бахруз.
– Не надо, я уже посмотрел – 9.25. Мне и этого достаточно, – ответил с грустью отец, посмотрев на вышку. – Ты знаешь, сынок, как с нее все вокруг красиво?! Взбираешься по ней все выше и выше,
а моря и города становится все больше и больше. И там, на высоте, понимаешь, что море и город – едины, и что ты тоже часть этого монолита. Это большое и цельное пространство тебя радует до невозможности. А внизу сотни глаз ждут от тебя поступка, на который, после всего увиденного и пережитого, ты решаешься с удовольствием. Говорят, что повторяемые эмоции менее интересны, но в памяти они всегда свежи, как в первый раз.
Вагиф пристально смотрел на краешек вышки, заново переживая давно забытые чувства.
«Что-то с ним не так, – подумал Бахруз, – и ни к чему они ему, эти воспоминания, с его больным сердцем». И, вдобавок к своим мыслям, Бахруз вспомнил слова матери: «Отец накануне достал ваши детские фотографии и заперся у себя в комнате».
Бахруз знал об этой отцовской привычке – значит, ему было тяжко. Эту привычку в нем воспитала покойная его бабушка: «Мужчины должны иногда плакать, чтобы жить дольше, как женщины – во имя своих детей». Отец продолжал бороться с чувствами и Бахруз это ощущал. Ему надо было чем-то отвлечь его от этого его мучительного занятия.
– Пап, я тебе скажу, что отвратительно они застраивают город, – Бахруз попытался отвлечь отца его любимой темой.
– Ты абсолютно прав, сынок, – взбодрился Вагиф.
Бахрузу стало легче – план удался.
– Баку, каким он был, возник из-за моря и ветра, – продолжал отец. – Море – это то зрелище, которое постоянно хочется видеть,
а ветер – это то обстоятельство, от которого хочется укрыться и лучше всего – вместе и в обнимку. Раньше строили дома как-то по-людски, как-то больше для отношений. Рядом со старыми домами строили новые дома, оттого и возникали новые дворы и старые, где жили люди разных возрастов и разных национальностей. Мы все были такие разные, но чему-то учились друг у друга и главное – дружили. А теперь строят все в центре и повыше и при этом еще пытаются оградиться.
– Главное, все желают жить в центре, – в поддержку темы добавил Бахруз.
– Конечно, в центре! – продолжал отец. – Центр Баку начинается с моря – места высадки и торговли. Впрочем, как и везде. Меня давно мучает вопрос: где живут люди, которые дают разрешения строить дома там, где им не место, – указав при этом взглядом на каменного исполина, заслонившего собой парашютную вышку.
– Думаю, в этих же домах, пап, – добавил Бахруз.
– Наверно, ты прав, сынок, и каждое утро бессовестным образом любуются морем. Ну, пусть не обольщаются, найдутся еще более прыткие, кто захочет не только любоваться морем, но и ноги в нем мочить, сидя у себя на балконе. По мне, у дома должен быть дружный двор и честный вид из окна.
