В Мраморном дворце - страница 17

После парада внизу, в большой корпусной столовой, был парадный завтрак, на котором присутствовало много бывших кадет 1-го корпуса. Один из них, военный юрист, генерал-лейтенант Щербаков, выпуска 1863 года, продекламировал стихи своего сочинения, которые я до сих пор помню:

Сказать вам надо без сомненья,

Как первый корпус наш возник,

Как в историческом значеньи

Он стал героями велик.

Возник он в дни царицы Анны,

Ее указом дан завет

Гнездо орлиное кадет

России дать для службы бранной.

Заря в Румянцеве блеснула,

И корпус славой был покрыт,

Герою Ларги и Кагула

Навеки памятник открыт!

Дальше, между прочим, было сказано, что Иоанчик прославляет погоны корпуса. Отцу сначала как будто бы понравились эти стихи, но вчитавшись в них, он нашел их плохими.

Одно время нас с Иоанчиком заставляли самих чистить свои сапоги и медные пуговицы на мундирах. Это было перед тем, как нас отправили на неделю в наши корпуса, его – на Васильевский остров, а меня – в Москву. Так как кадетам полагалось самим чистить сапоги и пуговицы, мы тоже должны были уметь это делать.

В Великом посту я поехал с родителями в Москву. Родители остановились в генерал-губернаторском доме, у великого князя Сергея Александровича и великой княгини Елизаветы Федоровны. Дядя Сергей был в то время московским генерал-губернатором и командующим войсками Московского военного округа. Родители поместились в первом этаже. Не успели мы приехать, как вошел милый дядя Сергей и радостно, со свойственной ему приветливостью, приветствовал матушку,

Отец отвез меня в корпус, который находился далеко от центра, в Лефортове. Он помещался в громадном Екатерининском дворце, разделенном на две части: в одной помещался 1-й Московский корпус, а в другой, рядом, 2-й Московский императора Николая I. У последнего были синие погоны с вензелем императора Николая I. Можно было пройти из корпуса в корпус, не выходя на улицу.

Мы поднялись по красивой лестнице, украшенной медными римскими шлемами. В первом этаже, в столовой был выстроен корпус, с музыкантами из кадет же. Когда мы вошли, они встретили нас маршем. Я шел за отцом и старался идти с ним в ногу.

Меня определили в третий класс, в первое отделение. Воспитателем был подполковник Трубников, служивший раньше в одном из московских гренадерских полков. Он был очень симпатичный, небольшого роста, с маленькой бородкой. Трубников был прекрасным воспитателем, любил кадет и заботился о них. Он был живой человек, и кадеты его любили.

Итак, я в первый раз в жизни остался один, среди чужих людей. Но мне было хорошо и приятно. Я спал в большой спальне вместе с кадетами. Мою кровать поставили у стены и повесили на ней образ моего святого – Архангела Гавриила с зажженным фонарем в руке. Во время уроков я сидел с правой стороны во втором ряду. Я учился недурно, но очень плохо писал по-французски. Кажется, за диктовку или сочинение на французском языке я получил пятерку или шестерку (по двенадцатибалльной системе).

Отец несколько раз приезжал при мне в корпус и был в корпусной церкви у всенощной. Он стоял спереди, я стоял в строю. Матушка тоже как-то приехала в корпус, приходила к нам в третью роту и снялась вместе с нами.

В отпуск я ходил к великому князю Сергею Александровичу, когда родители у него гостили, а также и без них. Однажды, когда родители еще были в Москве, приехал обедать к дяде и тете великий князь Николай Михайлович. Я помню, что перед обедом, в кабинете тети, великой княгини Елизаветы Федоровны, где мы собрались, Николай Михайлович очень много и громко говорил. Он был очень высокий и полный, с небольшой черной бородкой, и был известен как историк.