– Больше не будем открывать? – и не сразу понял, что это не о бутылках. Поняв, подумал: «Не надо». Вдруг водитель слишком резко притормаживал на светофоре и у Осы отвалилась голова? Я почему-то был уверен, что при вскрытии голову Осы отделили от тела, потом же пришили на место. А вдруг пришили ненадёжно? И я боялся, что все испугаются… Закричат. Мне было неудобно за всех остальных. И за Осу тоже. Как это он – без головы…
Больше и не открыли. И спустя минуту я уже жалел, что не попрощался с Осой, как мне казалось, должным образом… Не посидел с ним, не нашептал ему в ледяное, пластмассовое ухо, как нашептала Марианна.
Там, на дне ямы, земля с чавканьем всосала днище гроба. Встреча дна с дном… Наверх поползли грязные, коричневые от глины ремни. Их сматывали на кулак молчаливые молодые могильщики. Говорят, за свою траурную работу они получают весёлые деньги… Немудрено! Целыми днями примеривать на себя скорбные маски…
Из людских горстей повалились вниз липкие, бесформенные куски земли. Земля была мокрая, тяжёлая… Как-то не верилось, что она может стать пухом.
Мальчик лет двенадцати, пришедший с матерью, колебался – ему тоже хотелось бросить немного земли в яму, но ведь это могло быть взрослое, не мальчишеское дело. Секундное замешательство. Яма ждала. И мы ждали.
– Ну, Сева… Ну чего ты… – стоявшая рядом мать выдернула его из замешательства. Они были похожи, в том, что это мать мальчика, сомневаться не приходилось.
И Сева поспешно столкнул несколько комьев, ещё немножечко подкормив ненасытную, молодую яму. Насытят её немного позже всё те же молчаливые молодые могильщики с лёгкими, хорошо отточенными лопатами.
Пока могильщики сооружали холмик, облагораживали его песком, тёткин муж отошёл к автобусу. Достал картонную коробку оттуда же, откуда чуть раньше с кряхтеньем вытаскивали Осу. Взял коробку аккуратными руками. Поставил на козлы, на которых только что покоился гроб.
– Ну, разбирайте… – сказал громко и достал из коробки пластиковые стаканы. Так, будто все остальные закончили тяжёлую работу. А хотя как? Это и была тяжёлая работа, и такой работы хотелось бы как можно реже. Одной рукой он наливал в протянутую посуду, другой раздавал бутерброды всё из той же чудесной коробки. Когда понял, что бутербродов не хватает, авторитетно заявил: «Ломайте напополам». Когда все последовали его приказу, бутербродов оказалось гораздо больше, чем желающих закусить. Многие так и закусывали – половинка, а сверху – ещё половинка…
Я тоже взял стакан, подождал, пока тёткин муж накапает и в мою тару. Отошёл с Максом и поэтессой в сторонку. Отчасти из-за того что я был трезв и собирался впредь не пить сегодня, смешиваться с толпой мне не хотелось.
Макс держал стакан всей ладонью, как будто бы стакан был тяжёлым… Его алкогольная недоверчивость вызывала удивление ещё у Осы. Надо пояснить: если Женя выпивал осторожно, помалу и редко, однако добровольно, то Макса – Макса надо было уломать. Он махал руками, морщился… Придумывал обречённые на провал отговорки. «Тебе же один хрен», – веселился Оса. И только тогда Макс соглашался. Если прозвище прилипло, считал он, надо его оправдывать.
Я, пользуясь замешательством Макса, переселил свою водку в его стакан. Он даже не успел возразить. Потом поглядел на меня с непониманием.
– Тебе нужно, – пояснил я. – А я его уже помянул… В тот день ещё…
– Мне много, – попытался он возразить, на что я отреагировал, грустно улыбнувшись:
