Я с ней поздоровался, на душе ещё теплее стало… И вдруг вижу совсем знакомую рожу: Енот!
Ну, тут уже счастья – полные штаны! Уж если кореша из «дедов» встретил – всё! Как будто и не уезжал! Всё вокруг советское, всё вокруг – моё!
Я так сразу и заорал чуть ли не на весь корпус:
«Енот!»
Димка – он ДЦП-шник. Нормальный такой ДЦП-шник: когда говорит, сразу можно всё понять, а ходит всего с одной тростью… И знаешь, это у него классно выходит. Как у помещика какого-то дореволюционного. И у него такая же трость, как у меня. Гэдээровская! Короче, два крутых кореша встретились. Его ещё Димычем прозвали за то, что он Дмитрий Дмитриевич… и он прямо так, с отчеством, иногда любит взрослым представляться. Любит поприкалываться.
Он мне тыкает тростью в пузо:
«Ну ты и зараза!» – говорит.
И сразу – обниматься!
Я, конечно, прощения у него прошу за прозвище. Он отмахивается и говорит:
«Да ладно тебе! Я ведь ждал кого-нибудь из своих! Кому доверять можно… – Это он мне почему-то уже шёпотом говорит и обнимать продолжает как будто специально для конспирации. – Хоть кому-то рассказать, какая тут бодяга происходит… Я ж тут с ноября… И наверно, последний заезд. Нельзя мне больше – по возрасту. Э, нет, думаю, один уже не справлюсь – так и не узнаю, в чём тут прикол. Тебя как Бог послал. Нам надо успеть».
Не успел я спросить, что за «прикол», как меня медсестра дёрнула и я пошёл в палату переодеваться.
Я переоделся в санаторскую одежду. И меня отправили в кинозал, где был наш учебный класс. Посадили меня за свободный стол. Енот двумя столами позади сидел с девчонкой какой-то. Он тоже мой одноклассник, забыл тебе сказать…
Тут нужно небольшое отступление. Да, наш Санаторий был круглогодичным. Была в нём и школа. Так параллельно с лечением не прерывалось и обучение. Требования были практически такие же, как и в обычной школе, а, возможно, кое в чём даже построже. Нас готовили к взрослой жизни как полноценных детей, а не как инвалидов.
Во Втором отделении школьные занятия проходили в палатах, из которых на время занятий вывозились кровати и на их место ставились столы. Школьная доска, кстати, висела в каждой палате круглый год, а некоторые классы располагались в кинозале.
Ну, а мы – воспитанники Первого отделения – учились в настоящем здании школы! Полноценное огромное трёхэтажное здание с длиннющими коридорами и просторными классами. В задней части классных комнат (которая часто именуется «Камчаткой») стояли топчаны, на которых лёжа занимались сколиозники.
Учебные занятия проходили во второй половине дня. А в первой половине дня после прохождения всех медицинских процедур надо было идти в школу на самоподготовку – именно так называлось выполнение домашних заданий.
– … Короче, пока врубался в тему, – продолжал Серёга, – уже и забыл про тот «прикол», что мне Енот обещал. На перемене подсаживается он ко мне и говорит негромко:
«Ну что? Освоился?»
«Да я тут как дома», – отвечаю бодро.
«Ну, тогда я тебе скажу, у тебя тут „дома“ такое творится – просто страшное дело! Давай выйдем.
Вышли.
„Что случилось-то, Димыч? – спрашиваю его. – Что за загадки?“
– Э, нет, загадки – не то слово, – бормочет он таким тоном, что у меня мурашки по спине пробежали. – Я знаю, что ты не поверишь. Обещай поверить хотя бы на полчаса. А потом проверим…»
Ну, я пообещал из интереса. И тут мне Енот снова на ухо шепчет, что есть одна странная девчонка, её прооперировали… У неё травма ноги, что ли. И похоже, вставили титановую пластину, штырь такой… А потом Енот сам видел, как она втихую вытащила эту пластину прямо из ноги, как-то её там повертела и обратно вставила.
