– Никого нет, – услышал Еким. – И этого аспида никто здесь не знает.
Он снова выпрямился, кивнул на мешок и легонько пнул его.
– Ну? – громко обратился он к мешку. – Где мои триста рублей? А?.. Молчит!.. Уж я тебя!..
Он опять пнул мешок и погрозил ему кулаком.
– Ты смотри… – продолжал он. – Ты не думай, что стану таскать тебя за собой повсюду! Ежели ты ни на что не годен, так и таскать тебя даром мне нужды нет.
Тут он расхохотался, а Еким, приоткрыв даже рот, как зачарованный стоял и слушал этот монолог, обращённый непонятно к кому или к чему.
– Каково!.. – смеялся и от смеха раскачивался хозяин мешка, держась одной рукой за перила моста. – Ну каково!.. Видано ли такое?.. Он и при жизни остался мне должен, так уже и по смерти долгов наделал! Ну где это видано, чтобы мертвец долгов наделал?!. А этот…
И он в который уже раз пнул мешок. По счастью, прилегающий к мосту участок Пятницкой улицы был пуст в тот час. И лишь одна старуха, повязанная платком в синих огурцах, прошла мимо них по Никольскому мосту. Любопытство не просто заставило её остановиться, но и подтолкнуло выяснить, что это лежит в таком большом мешке. Хозяин мешка взглянул на неё страшно и сказал:
– Мертвец.
Потом, проводив взглядом крестящуюся и спешащую прочь старуху, он посмотрел на Екима и зашептал горячо:
– Ночью – решил – сброшу его в реку.
– Не надо, – сказал Еким. И добавил робко: – Лучше… того… отдай его мне.
Еким ждал, что знакомый в ответ удивится и станет его отговаривать. Но никогда и ничему не удивлявшийся заимодавец только покачал головой и произнёс в задумчивости:
– Он мне должен. Пусть платит.
– Ну вот, – обрадовался Еким, – вот и я… того… Отдай… я заплачу за него.
И снова бравлинов кредитор не выразил ни малейшего удивления.
– Пусть платит мне триста рублей, – кивнул он на мешок, – или пусть умрёт ещё раз.
– Я!.. Я заплачу за него, – проговорил, волнуясь, Еким и снял с головы картуз. – Я заплачу… Только… того…
Настала очередь Екима кивать на мешок.
– Это, правда?.. того…
– Бравлин-то? – невозмутимо переспросил незнакомец. – А то кто же!
С этими словами он стал развязывать мешок, приговаривая что-то о честности, о том, что товар надо показать лицом и о том, что покупать в мешке что бы то ни было, конечно, неправильно. Он немного провозился с узлом, но затем, освободившись от пут, мешок осел, и на Екима пахнуло сладковатым запахом тлена. Еким скосил глаза, и от увиденного ему стало нехорошо. Он поморщился и отступил.
* * *
«Что я – выжига какой или душегубец?.. Стану я мертвецами торговать?.. Мне бы долг вернуть…», – с этими словами кредитор Бравлина пересчитал деньги, которые Еким извлёк откуда-то из недр своего картуза, а пересчитав, попятился, словно опасаясь, что повернись он спиной к Екиму, и тот немедленно на него бросится. Потом всё же повернулся и кинулся прочь. Но Еким и не думал бросаться или бежать следом. Он долго ещё оставался на мосту, обдумывая, как и что теперь делать. Прежде всего, рассуждал Еким, старавшийся не ужасаться тому положению, в которое поставил себя сам, прежде всего, необходимо закопать мешок. И сделать это лучше всего ночью и, конечно, не в городе. В самом деле, не в огороде же у тётки его закапывать! А дальше… Дальше нужно было возвращаться домой. Но не к тётке, а сразу к отцу. Объяснить что-либо тётке представлялось Екиму затруднительным. А уж тем более объяснить, зачем он вместо галантерейного товара скупает по городу мёртвые тела. А вот отец, если и не поймёт его, то пусть уж сам узнает всё как есть и сам наказует.
