В тот же вечер Алекс рассказала матери Мэри-Мэг о возникшей проблеме.
– Почему нельзя просто пропустить его? Кому нужны эти дурацкие собрания? Ведь с отметками у меня все в порядке!
Мэри-Мэг задумалась. Не надо, чтобы учителя выделяли Алекс как «девочку с трудной судьбой» и относились к ней как-то по-особенному, но не хотелось и производить впечатление, будто ее родителям наплевать на школу или на дочь. Подобного отношения учителя не любят.
– А если на собрание сходит сестра Ксавье или сестра Томас? Что скажешь?
– Наверное, нормально. Мой папа тоже терпеть не мог родительских собраний и не всегда на них ходил. После того как учитель литературы вызвал его в школу, чтобы пожаловаться на мои рассказы, он только смеялся над учителями.
Мать Мэри-Мэг знала эту историю и, прочитав еще несколько рассказов Алекс, уже не удивлялась тому, что они напугали учителя.
– Что ж, спрошу, у кого найдется время и желание – у сестры Ксавье или у сестры Томми. – Так звали в обиходе сестру Томас.
Сходить на родительское собрание вызвались обе монахини – они успели привязаться к своей юной воспитаннице. Алекс получила новые приглашения, они расписались на них и в условленный день отправились в школу.
Учителя в основном хвалили Алекс и говорили о ней только хорошее. Лишь один педагог заметил: она, мол, слишком погружена в себя, ей нужно больше общаться со сверстниками. Но монахинь это не встревожило. Они знали Алекс с другой стороны – как она ведет себя с людьми, кому доверяет, в месте, которое уже привыкла считать своим домом. В монастыре Алекс бывала и разговорчивой, и веселой, и озорной. Но вне дома робела, стеснялась – и со взрослыми сходилась легче, чем со сверстниками. Что ж, такой уж характер дал ей Бог.
Монахини не стали говорить, кем они приходятся Алекс, и учителя этого толком не поняли. В школе один из педагогов упомянул, что общался с тетушками Алекс, другой – что приходили ее мать и тетя. Алекс ничего им не объяснила – не хотела, чтобы ее начали жалеть, узнав, что ее родители умерли, или смотреть на нее как на «бедную сиротку». Она не желала выделяться.
Мать Мэри-Мэг была довольна школьными успехами воспитанницы. На каникулы она решила отправить Алекс в католический лагерь в Нью-Гэмпшир, где сама работала помощницей директора. Поначалу Алекс ехать не хотела, однако в лагере ей неожиданно понравилось. Два месяца она купалась, ходила под парусом, присматривала за детьми помоложе, вернулась загорелой и поздоровевшей. Лишь одно в лагере угнетало ее – совсем не было времени и возможности писать. Едва вернувшись домой, она снова села за пишущую машинку. Теперь Алекс сочиняла не рассказы, а скорее небольшие повести – выстраивала более сложный сюжет, уделяла внимание подробностям, и монахини, увлеченно читающие эти истории, отмечали, что мастерство ее растет. Сестра Ксавье говорила, что истории становятся все страшнее и страшнее, и Алекс принимала это как комплимент, особенно когда та призналась, что после одной особенно мрачной повести ее две ночи мучили кошмары.
– Ага! – воскликнула Алекс, подпрыгнув от восторга. – Подождите, вот прочитаете следующий – целую неделю спать не сможете!
Сестра Ксавье молча закатила глаза. Однако все сестры скучали по Алекс, пока она находилась в отъезде, и теперь с удовольствием слушали ее восторженные рассказы о лагере, вожатых, играх и развлечениях, о том, как она играла за команду вожатых в бейсбол – и как это напомнило ей игры в бейсбол с отцом.
