– Нет, – напряженно ему ответила. – Обо мне.
– Хорошо, жду тебя через десять минут, – щелчок отключения оставил меня наедине с собой.
Я поднялась со своего места и подошла к прямоугольному зеркалу в полный рост в дальнем углу кабинета. Оправила и без того идеальный халат. Белоснежные длинные локоны уложены в низкий пучок, ярко-голубые выразительные глаза подчеркнуты четкой стрелкой, на пухлых губах – кроваво-красная помада. Фигуру скрывает черный гольф с высоким горлом и широкие брюки с высокой посадкой идентичного цвета. Хищные лодочки добавляют моему миниатюрному росту лишних сантиметров. Из украшений – лишь спрятанный под одеждой серебряный кулон в виде снежинки и переливающиеся гвоздики. Вот оно – мое отражение. Снежная королева, как прозвали меня за глаза коллеги. Красивая снаружи и ледяная внутри. И по весьма веселому стечению обстоятельств имя у меня соответствующее – Мия Владиславовна Снежная. Стоит ли говорить, что познакомившись с моим характером, сотрудники больницы долго над прозвищем не думали? Думаю, не стоит.
Закрыв кабинет, неторопливо пошла вперед по лабиринтам обширного корпуса четырехэтажной больницы. Стук каблуков эхом раздавался по пустым коридорам. Главное здание вмещало в себя многочисленные кабинеты персонала, групповых занятий для пациентов первого уровня, помещений для различного рода реабилитаций и пунктов досмотра. В такое время большинство персонала было либо дома, либо на вечерних обходах в палатах.
Пациенты, находящиеся на стационарном лечении, делились на группы в зависимости от тяжести заболевания и содержались в отдельных корпусах. Палаты в основном были стандартного одиночного типа. Со стороны могло показаться, что это этакий комфортабельный пансион для одиночек. Исключение составляли особо опасные, или пациенты пятого уровня. Они содержались в отдельно стоящем здании с решетками на окнах, а внутри палаты напоминали большие аквариумы – толстое стекло не оставляло даже намека на интимность, как и конвой у каждой стены.
Я поднялась на лифте на последний этаж и уверенно вошла в кабинет с табличкой «ГЛАВНЫЙ ВРАЧ». В приемной застала собирающую домой Лену – секретаря. Женщине было слегка за пятьдесят, и на ее губах всегда сверкала лучезарная улыбка. Вот у кого каждое утро доброе. Это я вам как профессиональный психиатр высшей категории говорю.
– Мия, – она взмахнула руками и зажала меня в объятиях. – Давно ты сюда не захаживала, милая, – только она одна считала меня милой.
– Работы много, – пробормотала, освобождаясь от цепких рук.
– Чаю? Пока я не ушла? – она тепло на меня посмотрела.
– Да, – кивнула. – И если есть печенье, была бы очень рада.
– Есть тортик, – Лена хитро улыбнулась. – Василию Петровичу тут один пациент занес. Так я припрятала. Сахар у него – сама знаешь. А то он как дорвется, потом откачивать будем. Сладкоежка! – женщина возмущенно взмахнула руками и кивнула на дверь. – Он там, сейчас все сделаю.
– Спасибо, – коротко постучавшись в дверь, зашла внутрь.
Письменный стол был пуст, а в зоне для посетителей и встреч с пациентами на темно-синем кресле сидел невысокий приятный мужчина. Седина тронула его виски, а очки сползли по носу, пока он вникал в очередную историю болезни. Мужчина сидел ко мне спиной, но, как только я пересекла порог, махнул рукой, подзывая меня к себе.
Василию Петровичу Рогову было сорок восемь лет, и кроме должности главврача он являлся моим личным психиатром. Спросите, зачем психиатру другой психиатр? Поверьте, нужен. Тем более – с такой историей за плечами, как моя.
