Лейла проверила документы, поставила у дверей чемодан, присела, с тоской осматривая номер, в котором обрела счастье.
– Так может, маме Бог послал любовь в старости за правильную молодость? – призадумалась Ирина.
Лейла с укоризной посмотрела на подругу:
– Разве правильно жить с мужем, а любить другого?
– Прости. Не хотела обидеть, – Ирина крепко обняла подругу. – Я думаю, Бог послал тебе любовь не просто так… Тебя простили, – Лейла благодарно посмотрела на Ирину, но из-за непроизвольно льющихся слёз не смогла произнести ни слова. – Вот дурёха, всё же хорошо, не плачь.
– Не мешай, дома даже как-то плачется по-другому, – и вдруг заговорила на непонятном языке. Ирина с удивлением посмотрела на подругу.
– Что по-татарски – «и это здорово!» – виновато пожав плечами, пояснила:
– Там, – Лейла махнула головой на дверь, имея в виду Америку. – Я задумалась о родословном древе. Как я злилась, когда ты меня татарским игом звала – родители-то мои русские. Оказалось, татаркой была у меня прабабушка, в честь которой меня и назвали, а я почему-то стыдилась такого родства, – Лейла вытерла слёзы. – Из-за моего неуважения к предкам заболела целая ветвь, так что я начала лечение своего древа – учу татарский.
– И это здорово! Возвращайся скорее.
Улыбнувшись, Лейла отстранилась и, взяв чемодан, решительно направилась к двери, с порога заявив:
– Не успеешь соскучиться. Моим корням только русская земля подходит!
«Вот и мой трамвай! – улыбнулась своему везению Елена. – Хоть сегодня не пришлось томиться в ожидании.
Ловко лавируя между пассажирами, подошел кондуктор. Заплатив за проезд, Елена задумалась. Она всегда сожалела о проведенном впустую времени в транспорте. Обычно занимала себя воспоминаниями. Сегодня из «личного архива» воспроизвелись кадры из жизни в Туркмении: весна, палит солнце, песок рябью, как морская гладь, и маки. Красные маки всюду, а еще цветущий мелкими цветочками саксаул и шарообразные кусты верблюжьей колючки. Красота неописуемая! И рядом Сашка, первая школьная любовь. Странно, он откуда здесь? Мы никогда вместе не были за городом. Да уж… Не забывается первая любовь. Напоминает о себе. Вот только зачем?
– Ребятки, уступите место, – Елена повернулась на голос справа. – Тяжело мне стоять.
Женщина лет семидесяти дружелюбно улыбалась молодой парочке. Девушка, сидевшая на руках у парня, тут же вскочила:
– Конечно, присаживайтесь.
Парень и не подумал подняться. Окинув взглядом старушку, издевательски кивнул на колени:
– Что же вы, бабуся? Садитесь, место освободилось!
Стоявший рядом пассажир хихикнул, но другие на него зашикали.
– Не смешно, – прошептала девчонка и смущенно опустила глаза.
Тяжело вздохнув, старушка промолчала, стала смотреть в окно. Женщина лет сорока уступила ей место. И тут трамвай, как улей загудел: кто-то желал парню ужасов в старости, кто-то рассуждал о воспитании, кто-то ругал. Парня это как будто забавляло, он успевал ответить всем. Девушка пыталась остановить его, но безуспешно. Не выдержав, она вдруг воскликнула:
– Спасибо!
Люди непонимающе умолкли. Глаза девушки увлажнились, но она пересилила себя:
– Мы в ЗАГС ехали заявление подавать. За все, что здесь произошло, простите и не держите зла.
Вытирая слезы, девушка пошла к выходу. Пассажиры расступались, хвалили ее, желали счастья. Парень крикнул:
– Постой, нам рано выходить!
– Да нет, поздновато даже, – ответила девушка, подойдя к двери.
