В огне повенчанные - страница 13

– Дайте ей слово, – попросил секретаря парткома директор завода, видя, как настойчиво пробирается к трибуне Воробьева.

Парамонов предоставил слово Воробьевой.

– Женщины!.. – пронесся над площадью голос еще сравнительно молодой крановщицы. – Мы – матери наших детей! Мы – жены наших мужей! Нас – миллионы! Родина и партия зовут мужей и отцов наших защищать родную землю. От имени работниц механосборочного цеха заверяю вас, наши мужья, наши братья, мы заменим вас у станков! Если вам будет нужна кровь – мы дадим вам свою кровь! Если Родина позовет и нас, женщин, в дивизии народного ополчения, мы возьмем в руки винтовки и будем вместе с вами защищать советскую власть, землю нашу, жизнь и счастье наших детей!

Инструктор райкома от слова отказался. «И правильно сделал, – подумал Парамонов. – Сильнее рабочих он уже не скажет».

Директор был краток. Начав с того, что если потребуется, то рабочие всем заводом пойдут на фронт бить врага, он кончил призывом:

– Мы уже налаживаем производство для фронта. Наша продукция уже воюет! А поэтому приложим все силы к тому, чтобы обеспечить фронт боевым оружием!

Последние слова директора утонули в зыбистом гуле, повисшем над площадью. «Не об этом надо сейчас говорить», – подумал Парамонов. Директор словно почувствовал это и поправился:

– Центральный Комитет партии призывает в дивизии народного ополчения москвичей-добровольцев, готовых с оружием в руках защищать свободу и независимость нашей Родины. Наш завод даст добровольцев! Если мне позволят, я тоже встану в ряды ополчения и рядовым бойцом пойду в атаку!

Увидев, что на трибуну уже поднялись трое пожилых рабочих и две женщины, Парамонов решил закрывать митинг.

– Товарищи! – разнесся над площадью голос Парамонова. – Желающие вступить в дивизию народного ополчения могут зайти после митинга в партком завода и организованным порядком записаться у меня. А в заключение предоставляю слово депутату Верховного Совета СССР по нашему избирательному округу, известному ученому, академику Дмитрию Александровичу Казаринову.

Сорок с лишним лет академик Казаринов читал с кафедры лекции. Всякие были перед ним аудитории: студенческие, аспирантские, преподавательские… Выступал он на ученых советах; слушали его, затаив дыхание, большие и малые коллективы ученых, одни из которых были ярыми противниками его концепций и теорий, другие – горячими приверженцами. Все вкусил на своем веку старый академик. Сейчас же он волновался, как никогда раньше.

– Товарищи!.. – начал академик. – Я слишком стар, чтобы взять в руки оружие и пойти вместе с вами в рукопашный бой! Но во мне есть еще силы! – Казаринов сделал паузу, пригладил волосы. – Если меня зачислят в дивизию народного ополчения, а я буду проситься туда, то я наверняка принесу пользу. Мой единственный внук, последний из рода Казариновых, – кадровый командир. Войну он встретил на западной границе. Где он сейчас и что с ним – я не знаю. Знаю только одно: все мы, молодые и старые, мужчины и женщины, в эти тяжелые дни, когда над Родиной нависла смертельная опасность, от мала до велика встанем на защиту Родины и постоим за нее до конца! Как отец благословляю на ратный подвиг тех, кто встанет в батальоны народного ополчения. Товарищи! Лично я готов идти вместе с вами до последней черты, до последнего удара сердца!

Прибойные волны гула, поднимающиеся над площадью, накатывались на шаткую кумачовую трибуну.