В огне повенчанные - страница 22

– Молодец Костя! – похвалил мальчика Рапохин. – Отец должен обязательно знать об этом.

– Я напишу ему, – сказал лейтенант Корольков.

Как только колонна скрылась из виду, Рапохин сделал перекличку командиров и, удостоверившись, что все двадцать два провожатых в сборе, посмотрел на часы.

– А сейчас по машинам – и в полк! Минут через двадцать гады уже пройдутся над нашими окопами на своих «рамах».

На машины садились молча. Молча, не глядя в глаза друг другу, закуривали, кашляли, словно стыдясь за ту минутную слабость, которую каждый из провожавших выказал своим видом, голосом в минуты прощания…

При вспышке спички, блекло осветившей лицо Королькова, когда тот закуривал, Григорий заметил на его щеках две блестевшие полоски от скатившихся по ним слез. В руках лейтенант держал белые шерстяные носки, которые ему сунула в последнюю минуту мать.

На востоке над томной полоской леса уже проступал плоский розовато-молочный нимб зари.

Шоссе было забито гружеными машинами, повозками, просто идущими с котомками и узелками женщинами, стариками, детьми… По обочинам дороги гнали колхозные стада. Недоеные и непоеные коровы протяжно, с тоскливым надрывом мычали, подняв к небу вытянутые рогатые и комолые головы. Продвигались рывками: почти через каждые три-четыре километра узкое шоссе было изрыто свежими бомбовыми воронками, которые еще не успели засыпать. И чем ближе подъезжали к городам и большим селам, тем чаще встречались воронки и образовывались пробки.

Галина обратила внимание на то, что там, где дорогу недавно бомбили, по обочинам, шагах в тридцати от нее, виднелись холмики свежих могил, на многих из которых возвышались наспех поставленные кресты из обломков разбитых машин и повозок.

Гнетущее впечатление на Галину произвела серая лошадь, лежавшая с открытыми глазами рядом с кюветом. Ее ноги были вытянуты, словно в последние минуты, когда на дороге рвались бомбы, она пыталась ускакать от гибели. А вокруг нее, делая то большие, то малые круги, метался осиротевший жеребенок. Статный и длинноногий, из породы орловских рысаков, он подбегал к матери, тыкался белесыми мягкими губами в холодное вымя и тут же, словно чего-то испугавшись, отскакивал от нее и, распустив по ветру пушистый хвост, скакал что есть мочи в полынную степь, над которой кружило воронье.

И, словно читая мысли Галины, мать лейтенанта Королькова своими дальнозоркими глазами смотрела туда же, где, вытянув ноги, лежала мертвая кобылица.

– Ко всем пришла беда, – вздохнув, сказала она и подняла глаза к небу. – Одному воронью праздник-пир. Ишь, кружат, окаянные…

И в тот же момент, открыв правую дверцу, из кабины высунулся подручный шофера, молоденький боец с облупленным носом.

– Следите за небом!.. – крикнул он охрипшим голосом. – Как увидите самолеты – стучите по крыше кабины. По команде «Воздух» – всем слезать с машины и ложиться в кювет справа. – Сказал и сильно хлопнул дверью газика.

Проехали еще километров пятнадцать. Несколько раз колонна останавливалась из-за пробок.

Галину стало клонить ко сну. От тряски и запаха бензина слегка поташнивало.

Дочка старшины Балабанова, сморенная полуденным зноем и монотонным гулом мотора, сладко спала на руках у матери. Ее старший братишка Ваня, уже успевший потихоньку втайне от матери «по-братски» разделить кусок жареной курицы со своим неразлучным дружком Валеткой, тоже боролся со сном: боялся, как бы непоседливый Валетка не вскочил на узлы и не спрыгнул с машины на дорогу.