В огороде бузина - страница 13

Тут она увидела Рому, робко стоящего у кухонной двери. Женщина дернулась будто ее укусила змея, вскочила на ноги, срывая с головы бинты и почему-то накручивая их еще сильнее вокруг мощной шеи. Несведущим могло показаться, что эта недавно активно поглощающая хлебобулочные изделия дама, теперь, хочет лишить себя жизни путем удушения.

Паника охватила несчастную женщину, а как известно, именно поддавшись панике, погибает большое количество людей. Она заметалась по кухне, выпучив глаза и уже заранее предсмертно, хрипя, стараясь обеими руками сорвать ненавистные путы, мешающих полноценному доступу воздуха. Римма Васильевна и Ромик, стояли неподвижно как два суслика-суриката, изумленно наблюдая эту пантомиму, буквально с отвисшими челюстями. Первым вышел из оцепенения мужчина. Он схватил нож со стола и ринулся к начинающей уже синеть, скорее всего, от усилий и потуг, Надежде, чтобы освободить ее от пут. Та, увидав это, начала передвигаться по кухне уже прыжками как упитанный кенгуру.

Римма Васильевна вырвала нож у любимого и, выставив вперед руки и широко улыбаясь, пошла на золовку. Надежда, устав от скачков, стояла у холодильника, громко дыша и затравленно наблюдая за действиями невестки.

Через несколько минут, вняв увещеваниям, она все же позволила приблизиться Римме Васильевне, и та развязала коварную повязку, оставившую след на шее как от удушения. Золовка, почуяв свободу от пут, моментально бросилась к дверям, как заяц из силков, и выбежала на улицу.

Часа через два позвонил участковый Борщ, сказав Римме Васильевне, что к нему приходила Надежда и оставила заявление, в котором сообщалось, что невестка вместе с сожителем пытались ее убить.

 «Вы че там совсем с катушек съехали, перепились что ли? – кричал он в трубку. – У нее голова разбита, на шее странгуляционная борозда от удушения, и она в таком виде по поселку бегает».

Римма Васильевна пыталась что-то объяснить, но из ее гортани вырывалось только глухое мычание.

 «Так, ужрались вы по-взрослому, – сделал вывод Борщ. – Завтра в девять ко мне, а не придете, под конвоем приведу», – сказал полицейский и отключился.

Отключилась и Римма Васильевна практически во всех смыслах. Наступившая ночь, как и предыдущая, не задалась. Римма Васильевна металась как в бреду. Ей мерещилась окровавленная золовка с вылезающими из орбит глазами и раскуроченной головой.

Ближе к рассвету, напившись успокоительного, Римма Васильевна ненадолго заснула. В половине девятого они с Ромой замкнули дом и горестно побрели на опорный пункт.

На улице грело солнышко уже совсем по- весеннему. На лавочке через дорогу прожаривала свои кости баба Вера. Старушка долгожительница, очевидно, имела план не просто разорить пенсионный фонд, а, скорее всего, его полностью уничтожить. Сотрудники СОБЕСа, так называла бабуля эту организацию, предвидя крах своей системы из-за упрямо не желающей самоустраняться старушки, скорее всего уже вынашивали план по тотальной ликвидации долгожительницы.

Проходя мимо соседки, Римма Васильевна вежливо поздоровалась: «Баба Вера, здравствуй!».

Старушка приподняла восковое лицо, будто обтянутое пергаментом, с умными, полностью выцветшими, когда-то голубыми глазами.

 «Римка, говорят ты Надьку убила? – очень живо и с интересом, скорее утвердительно, чем вопросительно изрекла она. – Правильно сделала, эта стерва давно напрашивалась», – добавили бабуля-моль и затряслась от смеха всем своим маленьким, иссушенным тельцем, промокая слезы узловатыми, плохо слушающимися пальцами.