– Да, Гербалайф – важный свидетель, – пошутил Иванов.
– То есть, Любкин находился у себя дома где-то с 14 часов, и был цел и невредим как минимум до пятнадцати тридцати, – невозмутимо продолжал Пахомов. – Последний звонок, судя по всему, сделал в 15.30, – Пахомов сверился с записью в своем блокноте, – да, в полчетвертого, он звонил к себе в офис.
– Следовательно, начиная с двух часов дня потерпевший был в квартире один? – Валентина Николаевна встала, подошла к окну и закрыла его. Мужчины, не сговариваясь, проводили взглядами стройную фигуру Серовой.
– Не обязательно. Я утверждаю только, что никто не знакомый вслед за ним в квартиру не врывался.
– Это важный момент, – заметила Серова, возвращаясь на свое место. – Мы готовы допустить, что Гербалайф и его последняя жертва были знакомы? Так?
– Строго говоря, я ничего такого не утверждаю. Но если предположить, что убийца и Любкин были между собой знакомы, то вполне вероятно, что они пришли вместе, примерно в четырнадцать часов.
– Какие еще есть варианты?
– Я думаю, Любкин, дурилка картонная, просто впустил этого Гербалайфа, – предположил Николай Максимов с обычной для себя долей уверенности.
– Да, возможно, но нас интересует, были ли они знакомы. Вот что важно!
– Едва ли Любкин открыл бы дверь незнакомцу…
– Тем более своему убийце, – фыркнул Максимов. – Не так уж трудно вынудить хозяина отворить дверь, – со знанием дела заявил он. – Что, Лукич, не согласен? Или есть данные, что безвременно ушедший был параноиком и всего на свете боялся?
– Таких данных у нас нет, – обсуждение отчасти напоминало перекрестный допрос Лукича, но последний держался вполне уверенно. – Но есть вот что. На месте преступления следы борьбы обнаружены только в комнате, в гостиной. В прихожей никаких следов борьбы не обнаружено.
– Мысль понятная, все просто как банан. Но мы не знаем, как Гербалайф проник в квартиру. Вот если бы знали, мы, возможно, имели бы объяснение, почему он не набросился на Любкина прямо в прихожей. Например, Гербалайф мог представиться инспектором Мосгаза, а к газовой плите, я помню, можно пройти только через гостиную.
– Действительно, – поддержала Серова, – убийца мог изобрести предлог, чтобы войти в комнату. А зачем? Ну, возможно, убедиться, что в квартире никого больше нет.
– Еще одна деталь, – монотонно продолжал Пахомов. – В комнате, где произошло убийство, не обнаружено следов уличной обуви. Никаких. Хотя на улице, сами знаете, слякоть. Хозяин квартиры, понятно, был в домашних тапочках…
– В белых? – уточнил Максимов.
– …В них его и нашли. Но выходит, что и убийца, войдя в квартиру, переобулся?
– Ты, Лукич, считаешь, что они были знакомы?!
– Я пока потерплю с выводами.
– Понятно, не хочешь давить на нас своим авторитетом, – кивнула Серова. – Еще какие мнения?
– Я, господа-товарищи, тоже считаю, что Гербалайф и Любкин были знакомы. И более того, у меня имеется некоторая версия произошедшего, – сказал Иванов. – Дело в том, что я успел сегодня утром побеседовать с покойным. – И Игорь Евгеньевич рассказал собравшимся о своем визите к Любкину.
– Чего ж молчал, чего ж сразу-то не сказал? – удивилась Серова. – Нравятся тебе, Игорь, театральные эффекты.
– Это еще не все, – пропустив ее реплику без ответа, продолжал Иванов. – Вот, смотрите, пожалуйста, что мне удалось выудить из записи телефонного разговора. Гербалайф после убийства звонит Леопольду в “Сирену” и мимоходом заявляет, что, дословно, хотел предупредить заранее (имеется в виду совершенное убийство), но тебя, мол, то есть, Леопольда, не оказалось на месте. Однако анализ сделанных в “Сирену” звонков убедительно свидетельствует – не было, не было такого звонка, – Игорь Евгеньевич, торжествуя, обвел взглядом собравшихся. – Лжет Гербалайф. Спрашивается, почему?
