– Это вам по три пакетика крючков разных размеров, раздай.
– Спасибо. – Он, как и я, немногословен.
– Ура! – заорали Васька с Гороховым.
– Рыбачьте на здоровье.
Мне ли не знать цену такому подарку, когда мы тогда выпрашивали у заезжих рыбаков по крючочку.
– Еще конфеты за интересное интервью. Ну, пока, до свидания.
– Спасибо, до свидания.
Я шел, часто оглядывался, спотыкался, потому что слезы застилали глаза. Я воочию увидел себя-пацана и своих друзей, лица которых я помнил более тридцати лет спустя.
Возле моего дома был маленький переулочек, по которому можно подойти, идя с озера. Медленно двигаясь возле забора, я до боли в глазах вглядывался в окна, в цветы в палисаднике, в крыльцо дома. Мать была на работе в это время и не могла меня видеть. Прошел к колодцу, знакомым движением зачерпнул воды ведром, поднял шест журавля. Вода была холодная, я пил и пил, не отрываясь, до ломоты в зубах.
На поляне я встал чуть в стороне от того места, где десантировался, и не успел сказать и слова, как появилась моя комната и жена за монитором.
– Давай бегом! – прокричала она.
Я сломал ветку черемухи с кистями зеленых ягод и вошел в комнату.
– Вот тебе подарок из моего детства, – протянул ей ветку.
Но она клацнула клавишей и бросилась ко мне со слезами.
– Я чуть с ума не сошла, ни на секунду не вставала, испереживалась вся.
– Ну, все, все хорошо. Повидал свое детство, себя повидал. Успокойся. Давай лучше видео мое посмотрим.
Я подключил видеокамеру к компьютеру для копирования отснятого материала. Руки дрожали, как при сильнейшем ознобе, разум отказывался принять происходящее. Жена шуршала в своей аптечке, перебирая таблетки, в комнате стоял запах валерьянки.
– Ты что, с ума сошел? – немного успокоившись, произнесла она. – Как тебя вообще угораздило попасть туда?
– Не знаю, ничего не знаю.
В данной ситуации это был самый исчерпывающий мой ответ.
Наконец копирование закончилось, и я с трепетом включил просмотр. Теперь я видел своих друзей и себя самого.
Просматривая домашнее видео, отснятое на даче, на работе, и глядя на себя со стороны, я испытываю странное чувство неловкости за себя того, в прошлом, хоть и недалеком. Сейчас меня охватил просто ступор, когда я смотрел на себя двенадцатилетнего. Немного замкнутый, стеснительный с чужими, немногословный, очень серьезный, неулыбчивый.
– Серьезный какой, – жена тронула меня за плечо, – даже не улыбнется, как ты сейчас, в зрелом возрасте.
Она взяла ветку черемухи, потрогала ягоды, поставила ветку в вазу, затем на обеденный стол.
– Чай утром пить будешь, глядя на свою черемуху, и вспоминать детство.
– Почему вспоминать? Я теперь смотреть его могу и даже записать на компьютер интересные моменты. – Я вздрогнул от простоты такого момента. – Черт подери! Теперь все можно посмотреть и записать, и даже побывать там, в прошлом, недалеком и далеком.
Меня пробила нетерпеливая дрожь.
– Ага, и застрять где-нибудь там, если компьютер сломается или интернет накроется, – резко отреагировала жена. – Хватит этих экспериментов. Я с тобой поседею преждевременно.
– А я на тебя двадцатилетнюю смотреть буду, – нежно обнял ее.
