– Ошибаетесь. Большинство наших женщин не приспособлены к самостоятельной жизни, у многих нет никакой профессии, образование – ниже среднего. Им любые знания не помешают. У нас тут много разных курсов – и компьютерные есть, и кулинарные, и бухгалтерские, и кройки и шитья. Рисование очень пригодилось бы. Никогда не знаешь, что и где вдруг может понадобиться. Наша главная трудность, – Евгения Никоновна грустно улыбнулась, – в том, что новые все время прибывают, а прежних не удается куда-нибудь пристроить. Большинству негде жить.
– Я понимаю. Мне нужна… – Этери постеснялась выговорить кокетливое слово «горничная», – женщина убирать в доме. Стол и квартира, – добавила она. – Зарплата.
– Отлично! – обрадовалась Евгения Никоновна. – Мы вам кого-нибудь найдем. Сами выберете.
– Я могу и в других местах поспрашивать, – пообещала Этери.
– Вот видите, как хорошо! А преподавать рисование? И историю искусств?
– Если вам это нужно, я буду преподавать.
– Скажем, два раза в неделю по два академических часа?
– Согласна. Мне Софья Михайловна, – Этери оглянулась на Софью Михайловну, – посоветовала заняться активной благотворительностью.
– Я вас в своем кабинете подожду. – Софья Михайловна поднялась с места. – У меня еще одна беседа. И не забывайте: к четырем вам к Самохвалову.
– Время есть, – успокоила коллегу Евгения Никоновна, кинув взгляд на часы. – Давайте соберем всех и посмотрим, кто пойдет к вам уборщицей.
Этери заикнулась было, что предпочла бы беседовать с претендентками наедине, но Евгения Никоновна уже отдала кому-то приказ в интерком собрать в зале всех, кто свободен: есть вакансия. Этери решила не спорить.
На этот раз в одноколонный зал, украшенный детскими поделками, набилось гораздо больше народа, чем было на сеансе групповой терапии. Теперь уже десятки глаз смотрели на нее с жадной надеждой.
Этери смутилась. Это напоминало невольничий рынок. И ей ужасно неловко было чувствовать себя благодетельницей, этакой дамой-патронессой. Но она преодолела смущение, представилась и повторила то, что уже говорила в кабинете хозяйки приюта:
– У меня большой дом. Мне нужна уборщица. Зарплата, стол и квартира.
И опять вперед всех выскочила молоденькая татарка Гюльнара:
– Меня! Меня возьми!
– Замолчи, Гюльнара, – остановила ее на этот раз Евгения Никоновна. – Ты и здесь-то от дежурства отлыниваешь, где тебе в частном доме управиться!
– Возьми меня, – попросила та женщина с ребенком, что раньше назвала Левана «кобелиной». – Я и стирать, и готовить, и полы мыть – все умею.
– Готовить не нужно, – улыбнулась ей Этери, но развить свою мысль не смогла. Объяснять этим несчастным женщинам, что у нее есть повариха?
Тут опять встряла Гюльнара:
– Да куда ей с ребенком? Меня возьми!
Ей очень хотелось пожить в богатом доме.
– А возьми нас вдвоем, – вновь обратилась к Этери женщина с ребенком. – Меня и Дашку. Можно на одну зарплату. Ничего, нам хватит.
Сидевшая рядом с ней высокая худая женщина с изможденным, исстрадавшимся лицом энергично закивала.
– Мы тут сдружились. Когда надо, я за ребенком присмотрю, работать будем по очереди, а когда надо, и вместе. Девочка у нас тихая, она не помешает.
– Нет, – сказала Этери, – если уж брать двоих, так и платить обеим. А как вы к собакам относитесь? Мне собак вычесывать надо, это работа для двоих.
– А не покусают? – опасливо спросила женщина с ребенком.
– Нет. Собаки у меня умные, добрые, но их вычесывать полагается как можно чаще, хоть каждый день, а у меня времени не хватает. И лучше вдвоем: пес одним боком любит чесаться, другим нет, приходится держать, уговаривать, сидеть с ним в обнимку…
