Толпа одобрительно гудела.
– И чего мы в энтих горах не видали? На кой ляд они нам? У нас дома в Расее женки с детушками, землица не пахана! Я так скажу: турка тоже человек! Турка тоже воевать не хочет! У него тоже детушки, и свои богатеи его воевать шлют. Вот с германского фронта кореша писали – с немцем тама братаются – винтяры в землю, выйдут наши и они на полосу, и давай на гармошках – кто кого!.. Вот и нам с турком так надо брататься – мы на гармошке – они на дуде!.. И пусть в Россию, домой отправляют! Такая наша воля!
– Домой! – радостно заревела толпа. – В Россию!.. Хватит!
Небольшая группа солдат-армян стояла поодаль и мрачно слушала.
– Пошли к поручику! – махнул рукой Гурген после последних слов оратора, и группа зашагала прочь.
Поручик Гриднев сидел у себя в комнатке за столом в нижней рубахе, в галифе и босой. На столе стояла початая бутыль самогона и стакан. Он перебирал струны гитары и тихо напевал глубоким с хрипотцой голосом:
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые…
Нехотя вспомнишь и время былое…
В дверь постучали.
– Заходи! – рявкнул Гриднев.
Несколько человек, топая сапогами, вошли и стали у стола.
– А-а, – сказал Гриднев, не поднимая головы от гитары. – Депутаты?
– Нэт, мы армяне! – сказал один из вошедших.
– А-а, – Гриднев, наконец, поднял глаза от гитары на солдат. – Тоже себе начальника выбрали?
– Нет, – сказал вышедший вперед Гурген. – Господин офицер, там Дундукова ротным выбирают, мы ему подчиняться не будем: пусть сам с турками целуется…
– Чего ж вы от меня хотите? – с некоторым интересом и недоумением взглянул на гостей Гриднев.
– Господин поручик! Мы только вам подчиняться хотим!
Гриднев усмехнулся:
– Трогательно… трогательно, конечно… Ну, я вас понимаю… Мы уйдем – вам лихо придется! Но… – он неожиданно взял на гитаре аккорд, – не получится!
– Почему?
– Солдаты домой хотят, и понять их можно… А потому они дундуковых будут слушать, а не меня! Да о чем разговор, братцы армяне! Сам Керенский бессилен против этих «депутатов», а вы хотите, чтобы Гриднев все изменил! Социалистов развелось! – добавил он зло, уже себе.
– Мы все равно не будем под Дундуковым! – упрямо заявил Гурген.
– Ну не будьте, а что я могу сделать?
– Ваше благородие! – заявил Гурген по дореволюционной форме, и Гриднев почувствовал, как несимпатична революция этим людям. – Из моей деревни вестей уже месяца два нет. Дайте отпуск!
– А где твоя деревня?
Гурген назвал район. Район был непонятный, горный, без четкой линии фронта. Точнее, не было там крупных воинских частей ни с той, ни с другой стороны.
– А давай я вам всем отпуск дам – пока я еще командир! – вдруг повеселел Гриднев. – Езжайте-ка по домам на недельку-две, а там, говорят в штабе, и армянский корпус будут формировать!
Он достал листы, ручку, чернила и принялся писать.
А на прощанье растрогался и подарил Гургену отличный цейсовский бинокль.
– Ты хорошим солдатом, Гурген, был, недаром Георгия носишь, бери! И вспоминай иногда поручика Гриднева! И быстро к полковнику за печатью!
