В ожидании полета - страница 15



Ладно, хватит мучить себя и…кого? Надо думать, и о насущном, что там у нас?

Николай расстался с Мариной, Николай передумал, но Марина уже покончила с собой. Займись этим. Увижу ли я Николая раньше следующей субботы? Сказал же – стоит собраться. А наедине? Нет. Едва ли. Но к тому времени нужно подготовить что-то лучшее, чем «вот черт». Да уж, конечно.

И вот приходит понедельник. Будильник. Динь-дилинь.

Проснулся,

Выпал из постели,

Пробежал пальцами по волосам,

Я читал новости сегодня, о, мальчик.

Собраться, скрепить способности к восприятию реальности воедино. Зачем? И пусть весь мир подождет.

Сегодня все, как всегда, или не совсем. В пятницу занятий не было. Так что сегодня – первый день нового года. Они все уже в восьмом классе. Им уже почти всем по четырнадцать лет. Марина перерезала вены ножом. Нужно сильно резать. Нужны усилия. Что это говорит о природе человека – факт, что мы способны приложить такие усилия для того, чтобы нас просто не было. Чтобы больше не говорить, не говорить никогда.

Наверное, так всегда происходит – человек умер, а мы не скорбим, не думаем «о, боже», а ведем себя самым обычным образом. То есть, мне очень грустно, но нарушит ли это мои планы, заставит рыдать в подушку и думать о тщете жизни – нет. Марина, бывшая подруга Николая осталась где-то за той чертой, осталась обидным, печальным фактом, так мало значимым для настоящей жизни, которая будет все продолжаться пока мы сами не отправимся вслед за ней.

Я улыбался в зеркало до тех пор, пока не заплакал и этот плачь не вогнал меня в тоскливую печаль, ну знаете, с каплями на ресницах. И в этой печали не были важны прочитанные книги, прослушанная музыка, но было важно что-то другое, пусть ненадолго, пусть на жалкий миг, который я смогу этому посвятить, уделить, подарить. Марина, я знал тебя. И-это-чертовски-грустно.

II Увертюра И Волшебный Сад

1. Город и Шум[9]

Видел сегодня своего друга с заплаканными глазами?

Мы знаем правду, но предпочитаем ложь.

Школьник бежит трусцой, стремясь успеть в мясорубку. Вот старящийся на глазах мужчина запрыгивает в последнем напряжении сил в уходящую электричку.

Видел, как он бежал, видел, как он падал?

Глаза их совершили горизонтальное движение – оба вместе на девяносто градусов, что было достижимо и благодаря повороту тела – горизонтально – на сорок пять градусов.

Бонжур!

Привет!

Щелк, щелк, щелк. Прикреплено к делу.

Вы откроете, когда будете готовы, а вы будете.

Я лишь составляю заключение.

Как шагал он – единый во всех лицах?

С чувством вседовлеющего самообмана.

Был ли он доволен?

Да, в этом самом самообмане.

Певчий хор разминает свои связки. Сгорбленный, бородатый человек выдвигает колокола перед церковью, чтобы начать звонить к утренней службе.

Видел, как он промчался по улицам куда-то вдаль?

Да, с чувством неловкости – ведь каждый убегавший мог значить слишком много, но так и не стал.

Город стоит на двух берегах реки. Замусоренный и оплеванный. Он поднимает голову и выпучивает глаза. Он изгибается словно спина верблюда.

Двери одних домов распахиваются, чтобы выпустить, скопившийся в них люд, двери других распахиваются, чтобы впустить.

Промелькнула ли его жизнь перед дверью спальни?

С нежностью, растворившейся с первыми лучами солнца, когда он думал, что это он оставляет ее на краткий миг дня, а на самом деле это она оставляла его на краткий миг жизни.

Обсасывайте каждый фактунчик, каждую малозаметную деталь. Кто-то в лужу наступил. Кто-то двойку получил. Кто-то пришел на работу с похмелья. Ну мы только этого и ждали. Рты одних раскрываются, уши других открываются.