В ожидании полета - страница 24
Константин: Аа…так все-таки контроль как что-то калькулируемое, управляемое, значит и с отношениями так же?
Паша: Ох и задрали вы, ей-богу, лучше бы как белые люди нажрались (бросает лукавый взгляд на Ингу, скрывая собственные страсти и печали, что давно в прошлое умчали).
Компания из шести человек, чокаясь выпивает по рюмке текилы.
Паша: Официантка!
Через минуту у стола появляется миловидная белокурая барышня лет двадцати с огромной косой.
Официантка: Вам повторить?
Павел: Да, и на всех…Девушка…а как вас зовут, простите за нескромность?
Официантка: Софи.
Дмитрий и Роман издают восхищенный стон.
Инга: И стук колес и звонкий мир…Мирмир и все его пороки…
Константин: ну вы мне тут не сбивайте дело, он начал поддавать. Раз контроль то, процесс рациональный, а чему рациональному нельзя научиться? Структура нашей мысли, сообразная структуре постигаемого. И разве, в конечном счете, любовь – это не тот же проект, в коем ты находишь себе прибежище, по прошествии первой вспышки…
Артем: Ну врешь, а разве каждая законосообразность рациональна? Вот стану я подбрасывать монетку и каждый раз там будет выпадать «орел» – как в пьесе, сюрреализм же чистый, но законосообразность, и о чем это говорит? Что мы или вы должны по этому поводу думать?
Роман: Ты на нас всех намекаешь что ли?
Константин: герр Уильям. И его interpretation – Розенкранц и Гильденштерн, увы, увы…
Артем: Ой, да конечно, вы и не думаете пока говорить не начинаете.
Константин: У меня странное ощущение, как будто за нами кто-то подглядывает…
Павел: Успокойся, мы не в бане и даже не в туалете.
Константин: но ощущение четкое. Может и не глупо это все, орлы решки…
Приходит официантка Р., со столиком на ножках, на нем водружено несколько небольших стаканов, точнее один побольше и две рюмки. Официантка наклоняется к Константину и целует его в ухо, шепча: «это интермедия». Потрепанный господин за барной стойкой заливается смехом. После чего всем разливается текила, а Константину вручается диковинный коктейльный набор, официантка поджигает большой стакан, а когда Константин почти допивает его через трубочку, вливает в него две оставшиеся рюмки. Официантка укатывает столик на середину зала, исполняя зажигательный танец с подрыгиванием ногами.
Константин: Вот теперь я достиг дзена. Все понятно, любви можно научиться.
Павел: Ага, это зависит от того, кто разливает.
Официантка Н.: Прошли те годы, когда мы, в ожидании Годо, но так и не случилось, я одна…теперь сама, не знаю, Боже, мой милый состоял в масонской ложе…
Константин: Любви можно научиться…ведь так же…мы привыкаем…свыкаемся…притираемся, камень к камню, ладонь к ладони, рука к руке. Мы смиряемся черт возьми, находим свою нишу, сидим там и греемся в нише, которую сами избрали. Ах, неужели все так? И в поисках свободы, мы находим лишь неволю. Но ведь имеет место должное – то, как оно должно быть!
Павел: Костя, ты гремишь латами поражения, как будто готов выкинуть белый флаг, того гляди начнешь танцевать республику Сало.
Константин: Но ведь ерунда какая-то получается, научиться любить – лишь учиться мириться с ошибками другой стороны. Я так не хочу! Любовь истинная, Любовь большая! Больше Татр и размерок наших примирений. Должно быть иначе.
Артем: В чем-то ты прав, если это правда зовется любовью, то уже в самом ее понятии акт интуитивного постижения, но ведь надо стремиться, стараться! А старание…и впрямь рационально…