В ожидании страха - страница 7



У Нади пенсии нет. Она отказалась от осквернения «антихристовыми» документами, отмеченными тенью трёх шестёрок.

Так что отныне её как бы нигде нет. Кроме своей вселенной вместе с церковью на улице Льва Толстого. Кроме своей узкой кровати под бумажными иконами.

Он придумал выход.

– Больше ты моей пенсии не увидишь.

Таков его приговор.

В душе он надеется, что безденежье, голод, нищета образумят её.

Она не откликнулась. Ушла к себе.

– Ты в прелести, Надя, – сказал вдогонку.

А как хорошо всё начиналось…

Жили душа в душу. Он на работе, в командировках, а в сердце – Надя, а дома – тыл, любовь, уют. У Нади – работа. И – домашние заботы. Дети маленькие, дети большие. Дети разъехались по другим городам… А ещё у Нади что важное – так это крестные ходы. Многодневные, однодневные. Один раз в неделю – ночные вычитывания неусыпаемой псалтири в церкви. Николай жене не указывает. Пусть тешится. Для него главное – это ведь понятно, что главное, это любовь. Утром глаза в глаза, щека к щеке, и побежали по своим делам. А ночью – это уже не каждый сам по себе, это уже одно целое, он и Надя, это то, что сильнее, чем любовь. Это не просто, когда в постели сладко. Это ещё сильнее, чем сладко. Это просто замечательно, так хорошо ему с ней там, в этой самой постели. Да и вообще, слов таких нет, чтобы сказать, как это хорошо.

Но однажды Надя сказала так: «Зачем это нам, если детей больше не хотим? В постель надо идти не за наслаждением, а чтобы детей делать. А их мы уже не делаем. Значит, и остальное не нужно». Николай решил, шутит Надя. Как это, «остальное не нужно»?! Как это, без постели-то? Это никак нам нельзя, это не семья уже будет, а маета. Но Надя упёрлась, нет – и всё тут. Никакой постели. Да ещё книжки духовные предлагает читать. Там, говорит, об этом пишут. Ты что, совсем не того, доказывал Николай. Разве можно без бабы – мужику, а бабе – без мужика? Она говорит: будем как брат и сестра.

Тут Николай ушёл из дома. Не приходил домой день, второй, третий…. Ночевал у товарища. У фотокора газеты Евгения Анатольевича Аккуратова. У того жена Лиза румяная, толстая, улыбается, двое внуков под ногами. Товарищ своей женой доволен. С постельным вопросом у них порядок. Ворочался Николай на чужом диване, закрывался подушкой, но всё равно слышал наводящие на него тоску вздохи и стоны за стеной. Товарищ с женой любили друг друга, как назло, каждую ночь. Эх… Надо в семью возвращаться. Пришёл домой. Надя на молитве в своём красном углу стоит. Мужу кивнула. Иди, говорит, поешь, перловая каша, щи из кислой капусты. И всё.

Так и шла жизнь для Николая. Хочет жену обнять, а она отодвигается.

У Нади конец света на носу. Отпала Надя от общества. Скоро на деревьях будет себе гнёзда вить, думает Николай.

8 гл.

Тихо. Ночные маяки фонарей вдоль сияющих дорог. Окна домов тёмные. Люди спят. Машин не видно. Где-то что-то прогудит, и снова тишина. Если приглядеться, можно увидеть на небе звёзды.

Николаю не до звёзд. Он за своей звездой тут, на земле, следит. Вон, впереди быстро так идёт, как будто на свидание опаздывает. Тут Николай просыпается со страшной мыслью, что Надя ему изменяет. Он вскакивает, ему холодно. Одеяло лежит на полу. Он укутывается и долго сидит. Из-за штор к нему тянется рука луны. Он смотрит на эту бледную руку, и думает, что это смерть с косой. Коса длинная, толстая, красивая, как у Нади в юности.