– А тебе все равно, курю я или нет, правда? – спросила Тагуи.
– Нет. Но я думаю, что ты можешь делать все, что хочешь, – ответил Ваге.
– Неужели?
– Да.
Тагуи ничего не сказала и продолжала курить. Он тоже закурил; курить под дождем было очень хорошо.
– А странно: мы уже не влюбленная пара. Мы просто муж и жена, но у нас нет ребенка. У всех есть: у Маргариты, у Аэлиты, а у меня нет ребенка, – сказала она.
Потом сказала, что ее друзья-музыканты пригласили на какой-то день рождения и они могут пойти туда, и они пошли. Дом, где праздновали день рождения находился недалеко: в конце улицы, тянувшейся от кафе «Козырек». Это кафе закрывают, когда начинаются холода, и теперь оно было закрыто, столики же и стулья – собраны в кучу под деревом. Вся площадка кафе была устлана ковром из опавших листьев.
Улочка, по которой они шли, была пустынна, и шаги их раздавались громко и гулко. Уже в подъезде была слышна музыка, и Тагуи, посмотрев на Ваге, улыбнулась. Когда они вошли в квартиру, она познакомила Ваге со всеми; все они были знакомые Тагуи.
Парни ходили по квартире с бокалами шампанского в руках, а девушки в большинстве своем сидели на большом длинном диване. Некоторые танцевали, и никто не мешал влюбленным, и они спокойно целовались в коридоре или спальной комнате.
Тагуи куда-то ушла. Ваге Саакян сел на диван, и ему какой-то сердобольный парень с большой головой, в очках и с грустными глазами альтиста налил шампанского. Ваге теперь пил шампанское и курил. Потом сидящая рядом с ним девушка сказала, что он не должен разрешать Тагуи так много курить, и Ваге ответил, что впредь он вообще не позволит, чтоб Тагуи курила. Девушка улыбнулась ему. У нее был большой рот и пухлые губы. Она была в черных туфлях, очень похожих на индейские мокасины. На ней было короткое вязаное платье цвета выжженной глины, и в ушах красные клипсы. У нее были красивые ноги; она была в красных колготках. Она спросила, когда Ваге и Тагуи познакомились. Он ответил, что не помнит, и девушка рассмеялась. Потом она говорила еще что-то, но Ваге ее не слушал, потому что искал глазами Тагуи. Ее нигде не было. Потом она появилась откуда-то и подошла к нему.
– Ну, как ты? – спросила Тагуи.
Ваге ответил:
– Второй бокал шампанского и четвертая сигарета.
– Нормально. Дай и мне.
Он дал ей сигарету, назло девушке в мокасинах.
– Скоро мы уйдем. – Тагуи глубоко затянулась и с шумом выпустила дым.
– Почему так рано? – спросил Ваге, хотя в душе был рад, что они уйдут отсюда.
– Не знаю, – ответила Тагуи; она казалась еще больше уставшей. – Мне не хочется здесь больше оставаться. А ты ревнуешь?
– Вполне себе гогеновский вопрос, не думаешь? Помнишь ту его картину? Ты сказала, что она тебе нравится[12].
Пятнадцать минут спустя они ушли. Уже было темно, но дождь все еще шел. Ты не видел его, но он время от времени капал тебе на нос. Стало холоднее, и руки Ваге быстро замерзли. У Тагуи они тоже замерзли, и он взял ее руку к себе в карман плаща, и они шли так. Тагуи сказала, что хотела бы посидеть где-нибудь, и они пошли в кафе «Сказка». Тагуи и Ваге сели за столик, за которым Ваге сидел днем, когда у него было время.
В зале свет уже погасили, и он горел лишь за стойкой. Там женщина готовила им кофе и в то же время кричала на свою дочь, девочку лет тринадцати, которая там же готовила уроки. В кафе никого больше не было, и Ваге показал Тагуи соседний столик и сказал, что за ним сидели женщина с сыном в матросской бескозырке, потом девушка и парень. Это было его сегодняшнее приключение, и он хотел рассказывать об этом снова и снова. Им подали кофе (в треснутых чашках, без ушек), и они стали пить и, как обычно, курили. Ваге взглянул, не смотрит ли женщина (она не смотрела, она помогала дочери), и стал целовать Тагуи. У нее были уставшие глаза, и он ее любил. Он целовал ее долго, потом они встали, чтоб уйти, и только тогда женщина сказала, что кафе закрывается. Они поблагодарили ее.
