* * *
Прокопенко лежал, распростертый, на широченной нижней полке, и его обнаженная грудь была залита кровью. Красным пропитались и крахмальные простыни. По одному виду Вадима Дмитриевича, по его восковому лицу сразу становилось понятно, что медицинская помощь ему уже не нужна.
Дима отвернулся и наткнулся взглядом на проводницу – холеную даму, отчаянно борющуюся со своими пятьюдесятью годами. И лишь теперь, по ее взорам, с практически одинаковой жадностью устремленным и на труп, и на обнаженный торс журналиста, он вспомнил, что так и не успел одеться. Когда в дверь его купе застучала, заорала, заголосила звезда Волочковская, он выбежал, только джинсы успев натянуть.
– Надо остановить поезд, – проговорил журналист, обращаясь к проводнице. – Вызвать врачей, милицию.
Та решительно покачала головой.
– Нет, невозможно, – категорически молвила она. – У нас приказ: не останавливаться, что бы ни случилось.
– Даже убийство? Ведь это форс-мажор. Положено тормознуть на первой же станции и вызвать следственную группу.
– Но не для нас. Вы знаете, кто здесь едет?
– Ну я еду. И другие артисты.
– Не только, – не приняла полушутливого тона проводница. – В других вагонах – двое вице-губернаторов, четверо депутатов Госдумы, трое сенаторов. У нас элитный поезд, понимаете? Остановки запрещены... Я сообщу начальнику поезда – в Москве нас будут встречать следственные органы.
– Тогда надо организовать охрану места преступления.
– Не волнуйтесь. Организуем. У нас есть инструкции для подобных случаев. Покиньте помещение.
За спинами проводницы и Димы стояли, вытягивали шеи, пытались заглянуть в режиссерское купе двое других представителей высшей касты снимающегося фильма: главный оператор Аркадий Старообрядцев и линейный продюсер Елисей Ковтун.
Железнодорожница закрыла дверцу прокопенковского купе. Шоу кончилось.
«Надо пойти одеться, в конце концов», – подумал репортер.
Полуянов осторожно распахнул дверь в собственное, расположенное по соседству, купе. На его огромной нижней мягкой полке спала, уткнувшись в подушки, Марьяна. Вот уж чего он не ожидал еще вчера – так это оказаться с ней в одной постели. Ни от себя не ждал, ни от нее.
На худенькой спине девушки выделялся рыболовным удилищем позвоночник. На полу купе валялась одежда – вперемешку ее и Димина.
Н-да... К каким, однако, странным пробуждениям приводит кинопьянка, жестокая и беспощадная...
«Боже, как болит голова! Зачем я только остался еще и шампанское пить? Нехорошо шипучку с коньяком мешать... И Марьяна... Я ведь пару раз к красотке в Питере подъезжал – и никакого отклика... Видать, она решила напоследок, на прощанье... Больше ведь вряд ли мы с ней увидимся. А может, тоже вчера здорово набралась, раз сама ко мне явилась... Теперь девицу вон из пушки не разбудишь – даже убийство проспала... И я-то хорош: не люблю ведь одноразовые связи, но тут не устоял... Нет, чтобы сказать со смехом: знаешь ли, моя дорогая, я безнадежно женат... А меня понесло по накатанному: конечно, заходи, Марьяночка, не помешаешь! О да, заходи! Только тебя и ждал! Тьфу, противно вспомнить... С другой стороны, какой дурак от восемнадцатилетней красотки-актриски откажется? Тем более если тебя к ней, чего уж греха таить, тянет? Что ж, будем надеться, что Митрофанова ничего о моем приключении не узнает. Да и откуда ей узнать?»
От неловкости – чужая девушка в его кровати – Полуянова аж передернуло.
