У меня шлем в руках, взял на автомате, хоть его и смело можно было оставить на руле, потому что у деда тут собственный Форт-Нокс с проверенной охраной и посреди двора к твоему приходу сохранится даже оставленный мешок с наличкой.
– Мне двадцать восемь, в этом возрасте еще позволительно творить всякую херню, чем я успешно пользуюсь, так что оставим твое щедрое предложение до лучших времен, когда у меня начнут седеть виски и скрипеть суставы. Без обид, – посмеиваюсь, дед осуждающе качает головой, но мы оба понимаем, что он был готов к какому-то такому ответу, потому что я в нашей семье – хренова белая ворона с пустотой, по их мнению, в башке.
Я ни за что не стану протирать задницу в кожаном кресле, даже если оно будет сконструировано лично под мои булки, потому что в конце дня от скуки мне захочется пустить себе пулю в лоб и хотя бы этим нарушить привычный уклад офисного планктона, от наблюдения за которым всегда хочется блевать.
– Я не доживу до этого момента, – сетует, шлепая по заднице девчушку в серой скучной юбке ниже колен. Бедная аж подпрыгивает от удивления и едва не начинает реветь прямо посреди комнаты. Новенькая, потом привыкнет.
– Всех нас еще переживешь, дедуль, не наговаривай на свои молодые годы. Не зря же ты тут себе гарем собрал из молодых девчонок, есть еще, значит, силы.
Он все-таки уговаривает меня остаться и уважить старика своим присутствием на семейном ужине, где я точно в очередной раз испорчу аппетит матери и хотя бы раз двину по роже братца, который в его тридцать четыре так и не смог отлипнуть от родительской сиськи.
В кабинете деда я давлюсь кофе, когда он рассказывает мне про свой план остепенить загулявшего барана, который не в состоянии скрыть от общественности своих героиновых моделей. Наркотики – зло и конец репутации, а брак, по словам деда, делает из мальчика мужчину.
Где здесь логика, я не догоняю, но мой голос собственно никому и не нужен, так что я просто посочувствую будущей счастливой женушке с рогами и посоветую ей глотать противозачаточные таблетки, если вдруг дед потребует от них потомство. Потому что рожать от наркомана то еще веселье, а в том, что братец и сам плотно сидит, я не сомневаюсь.
Мы еще какое-то время торчим в кабинете с внушительной коллекцией элитного пойла, я рассказываю о своих мастерских и только недавно открывшемся аутентичном баре для заблудших и проклятых, получив кучу недовольства о позоре фамилии «какой-то пивнушкой». Только вот взгляд моего старика не сходится со словами, потому что, присмотревшись, я вижу в его глазах одобрение.
Счет на мое имя, доступ к которому мне открылся в день совершеннолетия, так и остался нетронутым, хоть у меня и был большой соблазн дернуть из него денег, чтобы дела в то время пошли быстрее.
– Альберт Семенович, там гости прибыли, ждут Вас…
– Ох, Лизонька, что-то мы и правда засиделись с внуком, – дед слишком пристально рассматривает свою покрасневшую управляющую, и она, как школьница, краснеет, сильнее сжимая свой блокнот в руках. Женщине около тридцати, и список ее обязанностей в этом доме явно расширен сексуальными обязанностями.
Дед решил на старости лет ни в чем себе не отказывать и на работу принимает с определенными условиями. У него достаточно денег, чтобы платить этим малышкам двойную зарплату, так что это абсолютно честные сделки для тех, кто не слишком обременен моралью.
