- Вам определенно нравится оказываться у моих ног,- упасть у меня не получилось, потому что кираль оказался проворнее и уже подхватил меня у самого пола.- Может, вам стоит потренировать вашу координацию?- и хрипловатый голос вкрадчиво прошептал у самого уха.- Могу помочь...прямо сегодня...
- Помощь?- я отстранилась и пошла на выход.- Помойте посуду.
В своей комнате я долго рассматривала золотую спирать, появившуюся внутри моего камня: закрученная в несколько жгутов яркая и притягательная она при каждом жесте «пальцы в кучку» проявлялась над одеждой. Гипнотизировала. Озадачивала.
И только где-то ближе к рассвету я проснулась от резкой, как вспышка молнии, мысли – кираль мог иметь ввиду совсем не посуду, говоря о помощи. Потом повернулась на другой бок, пробормотав едва внятно: «Приснится же такое», и заснула спокойно и едва не проспала завтрак.
***
Хорстер.
Он ждал ее всю ночь. Глупо, бессмысленно, неоправданно. Не мог понять, почему все ещё надеется.
Смешно сказать, но он, взрослый мужчина, имеющий немалый опыт в общении с женщинами, терялся рядом с этой девочкой.
Он пришел, чтобы приструнить Шиль и уйти - не более. Но остался.
А эта девчонка заставила его мыть посуду и даже не вышла полюбоваться на результат.
Хорстер открыл окно и втянул прохладный воздух. Нужно остыть, иначе он снова наворотит дел.
Снова ... Да, он вспомнил тот день после платформы. Вспомнил вкус поцелуев, и ему снова стало нестерпимо жарко.
Нужно собраться. В прошлый свой Шторм он тоже наворотит дел, только распутывать тот клубок из чужой лжи пришлось целых семь лет. Он чуть не потерял Балидора, когда его драконица улетела, разорвав договор - дракон впал в такую беспробудную тоску, что за его жизнь становилось страшно.
А он сам, похоронив жену, вдруг узнал, что обман, в который его укутывали столько лет, на самом деле и глубже и отвратительней.
И теперь его снова догоняет Шторм, подкидывая томительные воспоминания о тонкой нежной шее, которую ласкали его пальцы, а ведь очень просто могли свернуть, стоило вдруг окончательно потерять контроль.
Хорошо хоть девочка сама не рвется в его объятия, иначе им двоим не выбраться.
Хотя обижают и её страх, и её сдержанность. Если бы не они, он бы раньше вспомнил все, что произошло между ними на поляне, а так все время думал, что ему приснилось.
Нет, не приснилось. Наверное, если бы Аманда знала, что пробудит его память, то затолкала бы свои вещи подальше, а не забывала на видном месте.
Его привлёк альбом, где неизвестный художник рисовал Аманду, и только её. Пусть на рисунках присутствовали и другие люди, но больше всех бросалась в глаза именно она.
Имя "Ярош", подписывающее каждый лист, напомнило того рыжего высокого молодого человека, который остановил Аманду после того, как они прошли последнюю регистрацию. И вспомнил тоску в глазах девушки, когда она собиралась с силами, чтобы развернуться и ответить на приветствие. Это имя вызывало жгучую ярость, особенно после того, как он, открыв альбом, нашел на третьей странице рисунок, который и пробудил память.
На этом рисунке девушка смеялась, запустив пальцы в волосы и приподняв их над головой. Этот проказливый жест открыл на её виске неприметную, спрятанную в обычные дни, родинку...
Он вспомнил, что видел эту родинку раньше, поглаживал пальцем, прикасался губами, втягивал запах волос и сходил с ума.
