Кладка окончена, и теперь черепаха начинает закапывать яйца в песок задними ластами и присыпать их сверху. Она растопыривает ласт как лопаточку размером с теннисную ракетку и утрамбовывает песок. Она делает это с таким проворством, словно это не ласт, а рука в кожаной перчатке.
Понимает ли она, что делает? Что она испытывает, когда совершает все эти действия? Откладывает яйца, которые больше никогда не увидит, оставляет потомство, о котором почти наверняка ничего не узнает. Все эти действия она должна совершить в определенной последовательности, каждое из них должно длиться строго отведенное время и привести к совершенно определенному результату. Понимает ли она, зачем вообще все это нужно? Но как ей это понять? Ведь все это она делает, подчиняясь внутреннему позыву, вероятно сходному с нашими собственными желаниями и потребностями: нам ведь тоже знакомо чувство, когда нами движет не разум, а нечто другое. Я пытаюсь найти аналогии, но, кажется, в человеческой жизни нет ничего в точности похожего на то, что происходит сейчас в голове у черепахи. А если что-то и есть, то черепаха, возможно, понимает больше, чем я предполагал. Такое тоже возможно.
Теперь, закончив утрамбовывать гнездо, она внезапно делает передними ластами три мощных энергичных толчка и отбрасывает песок назад. Я за три метра чувствую ее тяжелые удары по земле. Взмахнув передними ластами, она с силой обрушивает их на берег, перемещает огромные массивы песка, заметает следы своего благородного подвига.
Затем она отдыхает. В горле ее тяжело пульсирует дыхание. Внезапно что-то привлекает взгляд Скотта, и он подходит поближе:
– Видите вот это? – Через все ее плечо к подмышечной впадине с мягкими складками кожи проходит розовая полоса. – Должно быть, здесь у нее в плече застрял крючок, и леска намоталась на ласт. Это могла быть ярусная сеть или сеть на омаров. Как бы то ни было, тут у нее типичный шрам от рыболовной лески.
Один из наших провожатых добавляет, что однажды видел черепаху, которая проглотила часть рыболовной снасти с несколькими крючками. «Она вся была опутана леской, леска зашла ей в горло, а крючки торчали из-под хвоста».
– Да уж, эти старушки многое повидали, – добавляет Скотт.
Когда он подсчитал, что ежегодно от пятисот до шестисот черепах в Тринидаде запутываются в одних только жаберных сетях, он пошел разговаривать с рыбаками. Некоторых черепах удается освободить, другие тонут. Кого-то убивают ради мяса и масла. Однажды Скотт решил проследить за девятью кожистыми черепахами. Четыре запутались в сетях, даже не успев выйти из вод Тринидада, три из них погибли.
Скотт дезинфицирует кожу черепахи в том месте, где собирается прикрепить металлическую бирку. Показывает нам, где именно:
– Ни в коем случае не на мягкую кожу в основании ласта. Чуть подальше: вот здесь. Тут бирка не поцарапает ей кожу.
П-образная скобка плотно обхватывает кончик ласта. Крепится она острым треугольным шурупом, который проходит сквозь ласт и защелкивается в специальном отверстии с другой стороны скобы.
– Когда прикрепляете бирку, обязательно убедитесь, что она смотрит острием вверх, иначе черепаха может поцарапать себе шкуру, когда вытянет ласты по швам.
Скотт крепит бирку. Металлический шуруп прокалывает ласт, и я вздрагиваю. Но черепаха не реагирует. Должно быть, я переживаю за нее больше, чем она сама: черепахи с бирками часто возвращаются на тот же берег. Конечно, это большой прогресс по сравнению с убийством черепах ради их мяса.
