В поисках диковинных камней Гипербореи - страница 7



– А что было дальше? – спросила Ипполита, не отрывая восхищенного взора от героя.

Геракл, сделав глоток вина из кубка, продолжил рассказ:

– А дальше Эврисфей придумал самое невероятное задание – доставить ему в Микены твой пояс. И опять не обошлось без участия в этой затее Геры. Эврисфей был уверен, что посылает меня на войну с амазонками, ведь иначе не добыть твой пояс. Поэтому он снарядил лучший отряд эллинских воинов во главе с героем Тесеем. И еще определил в мою свиту своего мифотворца, чтобы описать войну за пояс между эллинскими воинами и девами-стиганорами. Но я не желал войны с тобой и вообще с женщинами – это не в моих правилах, – честно признался Геракл.

– Мойры были благосклонны к тебе и на этот раз, Алкид, – ответила Ипполита. – Тебе не придется отвоевывать мой пояс, ты сам снимешь его с меня. Свой девятый подвиг ты совершишь не с оружием в руках, а на любовном ложе. И от тебя у меня родится дочь, которая станет царицей амазонок. Она будет сильной и мудрой правительницей, ибо от сильных родителей и сильной любви рождаются сильные дети.

– А если у тебя родится мальчик, то что ты с ним сделаешь? – спросил Геракл и, видя удивление Ипполиты, пояснил свою мысль. – У нас в Элладе вас называют стиганорами, и в племени вашем нет места мужчинам. А для пополнения своего племени вы вылавливаете здоровых мужчин из соседских варварских племен и предаетесь с ними в течение месяца любви. А когда от этого рождаются девочки, вы их оставляете у себя, вскармливаете молоком скифских кобыл, а мальчиков не оставляете в живых.

– И что еще говорят о нас в Элладе? – сгорая от любопытства, как обычная женщина, спросила Ипполита.

– В Микенах прошла молва, что среди стиганор много девственниц, которые дали клятву лучше умереть, чем познать мужчину. И еще укоренилось мнение, что вы одногруды, потому что соблюдаете древний культ богини плодородия Артемиды Эфесской. Этой богине вы преподносите в дар, как символ плодородия, свою отрезанную грудь. Это правда?

Ипполита слушала Геракла, но ее лицо, брызжущее веселостью, вдруг изменилось. Она внезапно скинула с плеч хитон и обнажила верхнюю часть своего медного тела с высоким и крупным конусом левой груди и недоразвитым, едва набухшим, как у девочки, правым. Никаких следов насильственного удаления правой груди на ее прекрасном, как у Афродиты[20], теле не было.

– Верить можно только тому, что видишь собственными глазами, – торжествующе воскликнула Ипполита. – Чтобы стать амазонками, мы с детства применяем совсем иной способ – но это уже наша сокровенная тайна. А когда у нас рождаются мальчики, мы возвращаем их отцам-скифам. Ведь мужчины тоже должны пополнять свой род. Ну а если у меня родится мальчик, то я отдам его тебе, и он станет твоим воплощением. А тебе, Алкид, в таком случае, придется еще раз повторить свой подвиг, пока я не рожу девочку. – Ипполита засмеялась звонким и мелодичным, как звуки арфы, смехом.

Она потянулась со своего ложа к нему, и ее руки, сжимаясь и разжимаясь, стали ласкать волосы Геракла, скользя по его стриженой, как у воина, голове и по могучей, как у критского быка, шее.

– Ведь через год, в этот же месяц, ты вернешься ко мне? Ты не забудешь, Алкид?

– Не забуду, – дрогнувшим голосом промолвил Геракл. – Эргос и логос[21] едины.

Ипполита благодарно кивнула ему и, взяв его могучую руку, прижала ее к своей горячей и вздымающейся груди.