В поисках духа свободы. Часть 1. Центральная Америка - страница 12

Над каменными стенами, словно парящие в облаках дворцы, вознеслись массивные органы с тысячами трубок, будто с орудийными стволами. После первого сильного впечатления начинаешь приглядываться к деталям – и только тогда замечаешь, что Кафедральный собор имеет вовсе не единый образ: уже после окончания строительства он дополнялся мелкими пристроями, такими, как капеллы. Каждая из них подобна отдельному музею. И только профессионалы могут разобраться в чудном наборе статуй, фресок, ризниц, картин и гробниц, заполнившем их объём. Ещё одной невероятной деталью, без которой собор, может, не был бы столь сказочным, являются витражи. Благодаря пурпуру и лиловым тонам, струящимся сквозь цветное стекло, феерия атмосферы обостряет ощущение причастности к чему-то великому.

Мы проходим через клуатр (внутренний двор) к колокольне. Её массивные стены держат вес гигантского колокола, но чтобы добраться до него, необходимо протискиваться по узкому лазу, практически прижимаясь к обеим стенам, на высоту пятиэтажного дома. Наверху исполин, длина одного язычка которого превышает человеческий рост. К сожалению, на куполе колокола появилась длинная трещина, и он уже не может возвещать о праздниках на весь город.

Сквозь запутанные ленты улиц мы добираемся до церкви Санто-Томе (Iglesia de Santo Tome). Вход в неё платный, но причина этому не в необычной религиозной службе или эталонной архитектуре, а в том, что здесь, в основании небольшой колокольни, находится самая известная работа Эль Греко – «Погребение графа Оргаса». Она была написана через двести пятьдесят лет после кончины Руиса де Толедо (жителя городка Оргас) и его погребения в церкви. Это было сделано по заказу священников за то, что граф вносил большие пожертвования – удивительно, что по прошествии такого времени они всё ещё вспоминали об этом. Чуть южнее расположен дом-музей художника, но этот небольшой особняк не имеет ничего общего с реальным двадцатичетырёхкомнатным домом, в котором жил Эль Греко: его настоящий дом не сохранился. Здесь размещены только его картины, а личных вещей нет. Само же здание было воссоздано на руинах дворца. В нём когда-то, ещё до Эль Греко, жил поэт и учёный Энрико Вильена, слывший в народе чернокнижником за свой незаурядный ум и любовь к химическим опытам. Боясь страшной магии, после его смерти король приказал сжечь огромную библиотеку редких книг, которую учёный собирал всю свою жизнь.

Эль Греко стал без малого символом города, соединившись с его духом средневековья и запечатлев в оригинальных образах его людей, архитектуру и пейзажи; он словно слился душой с этим вековым сатрапом. Став известным испанским художником, он всё же оставался уроженцем Крита, но его настоящее имя – Доменикос Теотокопулос – было слишком непривычным для испанцев, быстро заменивших его на прозвище, навечно прикрепившееся к нему. Его стиль был узнаваем и экстравагантен. Тёмные тона, вытянутые формы, острые линии – что-то от греческой иконописи и от импрессионизма прослеживается в его творчестве. Может быть, поэтому его работы словно протягивают творческий мост между средневековьем и нашей эпохой.

Ксения Михайловна Малицкая пишет: «Одарённый философским умом, широко образованный, остроумный, с своеобразными художественными нормами, Греко в Толедо нашёл тонких ценителей своего искусства. Приехав сюда, он уже не мог жить вне Толедо. Его художественная деятельность настолько обогатила город, что до сих пор в Толедо едут главным образом для того, чтобы посмотреть созданные Греко шедевры. Толедо, где минарет звучит в унисон с готическими колокольнями, где роскошь мавританской орнаментики преобразует ренессансные мотивы в сказочные фейерверки, где рядом с народными испанскими романсами нередко звучат заунывные восточные мотивы, гармонировало с внутренним обликом живописца Греко, в котором отголоски искусства Крита с его византинизмом, широта и смелость художественной манеры венецианцев и монументальность художественных образов Рима слились в своеобразное, поражающее своей цельностью и оригинальностью искусство».